В начале 1907 года Гумилёв решил до конца прояснить отношения с Аней, поэтому, бросив все дела, раздобыв денег на самый дешевый поезд, он отправился в Киев. Анну Гумилёв нашел на Меринговской улице, в доме ее кузины Марии Александровны Змунчиллы. Николай Степанович с увлечением рассказывал Ане о музеях Лувра, где можно часами бродить среди греко-римских скульптур, бронзовых копий, античных статуй и саркофагов, где есть африканский зал!
— Тебе обязательно надо все это увидеть самой, Аня! — восклицал Гумилёв. — Я просто не могу перечислить все чудеса, которые я лицезрел в одном только Лувре. Это огромная страна искусств. Я уверен, что ты бы захотела побывать и в музеях скульптуры, и Средних веков, и Возрождения, во французских павильонах XVI–XIX веков. А в Музее азиатских древностей я бы тебе показал сокровища из дворца Санхериба, ты бы увидела огромных крылатых быков, которые стояли у входа в этот древний храм…
Аня только вздыхала:
— У меня не хватило денег даже на поездку в Петербург, не то что в Париж!
— Деньги мы достанем. Ты ведь знаешь, что я тебя люблю и готов пойти на все, чтобы устроить твое счастье. Я прошу тебя стать моей женой!
— Но возможно ли это? — спросила Аня. — Ведь отец мой не даст согласия на брак.
— Мы обвенчаемся тайно! Я увезу тебя в Париж! Ты согласна? Согласна?..
Аня, опустив голову, чуть слышно, покорно, словно соглашалась с неизбежным, ответила: «Да».
Казалось, солнце блеснуло в глазах у Гумилёва. Счастье и любовь ослепили его, и он не видел, как с тихой грустью глядела на него эта уже вкусившая запретную и безответную любовь молодая женщина. Он готов был плясать от счастья, а она — плакать от сожаления… Чтобы хоть как-то скрыть свою холодную печаль, Аня сказала:
— Хочешь, я почитаю тебе новые стихи? — И стала читать, тихо и исподлобья поглядывая на Гумилёва:
(«На руке его много блестящих колец….», 1907)
— Прекрасное стихотворение. Знаешь, я его обязательно опубликую во втором номере «Сириуса»…
Он был счастлив и слова любимой ловил, как священную музыку, как молитву, не понимая порой разумом смысла сказанного. Он хотел услышать от Ани признание «Я люблю тебя!». Но именно этого короткого жгучего слова «люблю» и не сорвалось с ее губ… Она была всего лишь согласна.
Гумилёв вернулся в Париж на крыльях собственной любви. Он посещал литературные салоны, выступления молодых поэтов. На одном из вечеров в салоне художницы Кругликовой какая-то дама читала его стихи. На традиционном четверговом вечере Николай познакомился с начинающим поэтом Александром Биском. Он обратился к нему с вопросом:
— Не хотели бы вы, Александр Акимович, опубликовать ваши «Парижские сонеты» в новом журнале «Сириус», который мы начали издавать в Париже? Первый номер успешно разошелся, готовится второй.
Биск согласие дал, и его стихи были опубликованы во втором номере. Однако издательская деятельность Гумилёва вскоре потерпела фиаско. На третьем номере журнал «Сириус» прекратил свое существование. От журнала у Гумилёва остались только приятные воспоминания и его портрет, написанный художником Мстиславом Фармаковским, где Николай был изображен во фраке и с веером в руке — молодой романтик с задумчивым взглядом…
Анна, дав согласие на брак, совсем не жаждала стать женой. Она воспринимала ухаживания Гумилёва как отдушину в серой и безысходной провинциальной скуке. Она пишет 2 февраля 1907 года фон Штейну: «…Я выхожу замуж за друга моей юности Николая Степановича Гумилёва. Он любит меня уже три года, и я верю, что моя судьба быть его женой. Люблю ли его, я не знаю, но кажется мне, что люблю. Помните у В. Брюсова: „Сораспятая на муку, / Враг мой древний и сестра, / Дай мне руку! дай мне руку! / Меч взнесен. Спеши. Пора“. И я дала ему руку, а что было в моей душе, знает Бог и Вы, мой верный…» А что же творилось в душе семнадцатилетней гимназистки? Она об этом сообщает в этом же письме: «Хотите знать, почему я не сразу ответила Вам: я ждала карточку Г.-К. и только после получения ее я хотела объявить Вам о своем замужестве. Это гадко, и чтобы наказать себя за такое малодушие, я пишу сегодня, и пишу все, как мне это ни тяжело… Не говорите никому о нашем браке. Мы еще не решили ни где, ни когда он произойдет. Это — тайна… Пришлите мне, несмотря ни на что, карточку Владимира Викторовича. Ради Бога, я ничего на свете так сильно не желаю».