Гумилёв вернулся в Царское Село окрыленный и вскоре отправился вместе со всей семьей в Березки.
28 мая 1907 года Аня Горенко получила аттестат об окончании Фундуклеевской гимназии и уехала в Севастополь. Врач рекомендовал ей из-за заболевания легких климат юга. Узнав об этом, Гумилёв поспешил за ней, он надеялся, что оттуда они вернутся вместе. Однако Аню как будто подменили. Объяснение произошло на берегу моря. Прямо перед ними волны омывали тела мертвых дельфинов.
— Боже, какой ужас, — сказала она.
Предложение Гумилёва стать его женой прозвучало невпопад. Она ответила мертвящим шепотом:
— Ах, нет, я не могу.
Анна Горенко избегала встреч и объяснений. По вечерам она таинственно исчезала.
Николай Степанович проводил вечера с Андреем — братом Ани. Рассказывал ему о Париже, о Сорбонне и в конце концов так увлек друга, что тот окончательно решил с осени ехать учиться во Францию. Гумилёв оставил ему свой адрес, и они договорились предварительно списаться друг с другом. Гуляя вместе по берегу моря, молодые люди однажды незаметно перешли к разговору об Ане.
— Я бы посоветовал тебе, — сказал Андрей, — оставить ее. Сестра запуталась в своих романах.
— А что, у нее кто-то есть? — с волнением спросил Гумилёв.
Андрей не ответил и разговор оборвался. Но вскоре Николай Степанович узнал, что его невеста давно не невинна, что увлечения мужчинами у нее меняются, как погода у моря. Он был так поражен этой новостью, что не мог несколько дней ни с кем разговаривать… Аня его появлению не обрадовалась, выглядела усталой и разбитой. Ни о стихотворении «Доктор Эфир», которое он накануне дал ей почитать, ни о его предложении почитать новую пьесу «Шут короля Батаньоля» говорить не стала, сославшись на головную боль. Он все понял по ее глазам, поведению. Ему не было места в жизни этой заблудившейся женщины. Николай отправился к морю. Легкие волны с шипением разбивались у его ног.
Он шел вдоль берега, лист за листом разрывая рукопись и швыряя ее обрывки в равнодушно набегающие волны.
На другое утро Гумилёв, попрощавшись с Андреем, уехал из Севастополя. Ему казалось, что жизнь кончена.
Вернувшись в Березки, Николай Степанович объявил о своем скором отъезде, так как у него якобы открылись неотложные дела. И мать, и сестра Шура видели, что Николай не в себе, но что-либо узнать от него не смогли.
В первых числах июля Гумилёв уже был на борту парохода «Олег», который шел из Одессы в Константинополь. Он много слышал об этом удивительном городе, в том числе и от своего отца. Один из самых древних городов мира, насчитывавший в своей истории более двадцати веков, вызывал у Гумилёва мистический восторг. Он бродил по узким кривым улочкам старого города и однажды увидел селямлык — торжественную пятничную церемонию следования турецкого султана Абдул Хамида II в мечеть из дворца Иылдыза. Султан на белом коне важно шествовал среди коленопреклоненных подданных. Молодой поэт увидел храм Айя Софьи, побывал и возле Семибашенного замка (Едикуле), у входа в здание Высокой порты. Бродил среди уцелевших башен крепости Румяли Хисар и Анадолу Хисар, расположенных у самой воды. Непривычно среди мусульманских построек выглядели христианские церкви Пантократора (Вседержителя), построенная в VII веке, и Паммакаристи (Божьей Матери Всеблаженнейшей), сооруженная в XII–XIV веках.
Недельное пребывание в Константинополе отвлекло его от личных неурядиц, но, к сожалению, ненадолго. Николай Гумилёв вернулся в Париж. По поводу настроения, которое завладело в июле 1907 года его душой, он написал в письме своему учителю Валерию Брюсову: «…не знаю как, не знаю зачем очутился в Париже. В жизни бывают периоды, когда утрачивается сознание последовательности и цели, когда невозможно представить своего „завтра“ и когда все кажется странным, пожалуй, даже утомительным сном».