Действия министра внутренних дел наталкивают на мысль, что он, вольно или невольно, подыгрывал тем, кто любой ценой хотел отъезда Императора из Петрограда.
Император уезжал в Ставку ненадолго и собирался вскоре вернуться. А. А. Блок писал, что он собирался вернуться к 1 марта{81}.
22 февраля на перроне Царскосельского вокзала, под звон Федоровского Государева собора, Император Николай II простился с Императрицей Александрой Федоровной и отправился в Ставку. Все было как обычно: Собственный Его Императорского Величества Коновой, застывший в почетном карауле, торжественные звуки марша. При отъезде, как всегда, составлено «Дело о путешествии Его Величества в действующую армию»{82}. В нем «список лиц, сопровождавших Его Величество». Идут имена: министр двора граф Фредерикс, адмирал Нилов, дворцовый комендант Воейков, свиты генерал-майор Граббе, свиты генерал-майор граф Нарышкин, флигель-адъютант Мордвинов, герцог Лейхтенбергский, лейб-хирург Федоров и так далее. На деле стоит дата: «начато 22.02. 1917». Это дело не имеет даты окончания.
23 февраля 1917 года Император Николай II прибыл в Ставку. «Для встречи Государя на вокзал Могилева прибыли: генерал-адъютант Алексеев, генерал-адъютант Иванов, адмирал Русин, генерал Клембовский, генерал Кондзеровский, генерал-лейтенант Лукомский, генерал-лейтенант Егоров, состоящий при штабе Походного Атамана генерал от кавалерии Смегин, протопресвитер о. Шавелъский, губернатор и высшие начальствующие лица штаба Верховного Главнокомандующего», — говорится в книге пребывания Его Величества в Армии за февраль 1917 года{83}. Император отправился в штаб для очередного доклада о положении на фронте. Распорядок работы Императора по приезде в Ставку ничем не отличался от обычного. Об этом свидетельствуют записи камер-фурьерского журнала: «23.02.1917. Четверг. В 3 ч. 15 м. дня Его Величество в сопровождении министра Императорского Двора и особ Свиты отбыл на проживание в Губернаторский дом. В 3 ч. 30 м. дня Его Величество изволил посетить Свой Штаб, возвратился в 4 ч. 40 м. дня; 24.02.1917. Пятница. Государь посетил Свой Штаб и по возвращении от 12 ч. 15 м. принимал Начальника Бельгийской миссии генерала барона де Риккель; 25.02.1917. Суббота. От 101/2утра Его Величество изволил посетить Свой Штаб. От 2 1/2 Государь в сопровождении Особ Свиты прогуливались на моторах. В 18–00 Государь отбыл ко всенощной в церковь Штаба»{84}.
Началась обычная жизнь Ставки. Тем временем в Петрограде вовсю уже шли беспорядки. Об этих беспорядках Царь узнал 24 февраля из разговора по прямому проводу с Императрицей. «Телефонист мне передал, — пишет Дубенский, — что только что окончился разговор Государя (из его кабинета) с Императрицей в Царском, длившийся около получаса. По телефону узнал, что сегодня, 24 февраля в Петрограде были волнения на Выборгской стороне»{85}.
О телефонном разговоре по прямому проводу пишет и генерал Лукомский. Он пишет, что Царь «более часа разговаривал с Царским Селом». С. П. Мельгунов, впрочем, бездоказательно, считает, что Лукомский ошибался и что на самом деле телефонного разговора не было, а был обмен телеграммами{86}.
Здесь начинаются первые загадки. 24-го Государь разговаривает с Государыней по прямому проводу и узнает про беспорядки. А если верить переписке «Николая и Александры Романовых», изданной большевиком М. Н. Покровским и частично переизданной О. А. Платоновым под названием «Николай II в секретной переписке», получается, что 24 февраля 1917 года Императрица пишет письмо Государю, в котором подробно описывает начавшиеся волнения в Петрограде. Возникает вопрос: зачем писать Царю письмо с сообщением о том, что уже было обсуждено в прямом разговоре по телефону? При этом ни в письме Императрицы Александры Федоровны, ни в ответных письмах Императора нет ни слова о состоявшемся разговоре! Наоборот, из переписки создается впечатление, что Царь с Царицей общаются только письмами. Так, 26 февраля 1917 года Императрица пишет: «Дорогой мой возлюбленный! Какая радость! В 9 часов получила твое письмо от 23—24-го. Подумай, как долго оно шло!»{87}
В дневнике Императора Николая II за 24 февраля также нет упоминания о разговоре с Государыней по телефону
Как бы там ни было, но ни Государь, ни Государыня не могли с самого начала оценить ни характер, ни серьезность начавшихся в Петрограде выступлений. 24 февраля Императрица высылает Государю письмо в Ставку: «Вчера были беспорядки на Васильевском острове и на Невском, потому, что бедняки брали приступом булочные. Они вдребезги разбили Филиппова и против них вызывали казаков. Все это я узнала неофициально». То же самое она писала в письме 25 февраля: «Это хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, — просто для того, чтобы создать возбуждение, и рабочие, которые мешают другим работать»{88}. Из писем видно, что Государыня также не была проинформирована о подлинных событиях. Иначе почему она, Императрица Всероссийская, узнает о них «неофициально»?
Николай II также не придавал большого значения петроградским событиям, полагая их незначительными и неорганизованными. «Государь, вероятно, не все знал, так как он был совершенно спокоен и никаких указаний не давал», — пишет Дубенский. Император был целиком поглощен событиями на фронте: «Государь внимательно следил за сведениями, полученными с фронта за истекшие сутки, и удивлял всех своей памятливостью и вниманием к делам»{89}.
25 февраля Император совершил прогулку на автомобиле. «В субботу 25 февраля, — пишет Мордвинов, — была наша последняя продолжительная прогулка с Государем по живописному могилевскому шоссе к часовне, выстроенной в память сражения в 1812 году, бывшего между нашими и наполеоновскими войсками. Был очень морозный день, с сильным леденящим ветром, но Государь, по обыкновению, был лишь в одной защитной рубашке, как и все мы его сопровождавшие. Его Величество был спокоен и ровен, как всегда, хотя и очень задумчив, как все последнее время»{90}.