Русское же общество, которое со времен реформ Александра II верило в обновление и которое было глубоко разочаровано неукротимой реакцией, последовавшей за убийством царя в 1881 году, созрело для категорических политических требований. Об этом свидетельствуют бесчисленные проекты, программы, литературные произведения, появившиеся в это десятилетие; каждое — некий знак или обвинительный акт. Умами правили Бакунин, Белинский, Толстой, Михайловский, Чернышевский, Достоевский, Плеханов. А также люди искусства. Их идеи вдохновляли поколение Николая Александровича; царевичу — он родился в 1868 году — тринадцать лет, когда его отец Александр III становится царем, двадцать шесть, когда отец умирает. Вильгельм II, европейский кузен Николая, старше его на девять лет, а принц Уэльский, будущий Георг V, на три года моложе.
Нового царя ничуть не интересовали идейные движения, сотрясавшие страну. Между ним и мыслящим обществом возникло глубокое непонимание, ибо он сознавал, что это общество вовсе не намерено сохранять его власть неприкосновенной.
Его царствование, навязанное ему судьбой, превратилось в кошмар: он пережил две революции, был свидетелем десятков покушений в своем окружении, председательствовал в Думе, создавать которую не хотел, участвовал в ее заседаниях, а также в нескончаемых заседаниях Совета министров. Кроме того, ему пришлось дважды вести войну, он же хотел быть апостолом мира. После длительного заточения он был убит, тогда как и до отречения, и после его главной заботой было здоровье сына, единственного наследника, неизлечимо больного гемофилией.
Он казался равнодушным ко всему: его в основном интересовало, какой мундир надеть вечером, какая балерина будет танцевать в «Лебедином озере», кто отправится с ним завтра на охоту… Полагали, что его околдовал Распутин, что ему безразличны судьбы мира, что он слаб, нерешителен и бесхарактерен. В известном сочинении Троцкий сравнивает Николая II с Людовиком XVI и считает его менее умным.
Этот образ верен лишь наполовину. Николай прекрасно показал себя, когда организовывал мирную конференцию в Гааге или когда разразилась война с Японией. Он прекрасно показал себя и после Кровавого воскресенья — его войска расстреляли мирную процессию, пришедшую вручить ему прошение, а он прощает своему мятежному народу вину его. Его влияние чувствуется и в 1914 году, когда, несмотря на все его усилия, начинается война, и тогда, когда отдает приказ о репрессиях в 1905 году или в феврале 1917 года. После отречения он сожалеет, что Временное правительство, восстановив смертную казнь, не применяло ее.
Все его поведение с 1894 года и до последнего дня его жизни выдает натуру конформиста и консерватора. Во всех его действиях, записях, признаниях прослеживается неизменное тяготение к порядку, обрядам, церемониалу, присущим незыблемому величию самодержавия. Ему ненавистно все, что может как-то поколебать основы самодержавия: интеллигенция, современность, евреи, религиозные секты. С теми, кто не согласен с ним, он безжалостен; с теми, кого он любит, мягок и нежен.
Находившийся под влиянием своей жены, подобно Людовику XVI, царь, прозванный Николаем «Кровавым», вовсе не кровожаден. Он готов сожалеть о жестоких последствиях своих приказов. Он просто считает, что выполняет свой долг. Он расстреливает по необходимости.
А главное — он идет за событиями, а не предупреждает их. История без конца наносит ему удары. Он считает, что обязан противиться переменам, желает, чтобы ему не досаждали с проектами конституции и дали спокойно жить в его небольшой семье.
Остается фактом, что в тот день 1917 года, когда два депутата Думы явились к нему и потребовали, чтобы он отрекся от престола ради спасения династии, он, который так упорно отказывался изменить свой режим, беспрекословно подписывает акт отречения. На вокзале в Пскове офицеры его личной гвардии едва сдерживают слезы, а Николай приветствует их, бодрым шагом направляется к поезду и, поднимаясь в вагон, говорит: «Наконец-то я смогу поехать жить в Ливадию». Один из свидетелей утверждает даже, что царь насвистывал, как и при известии о смерти Распутина. Императрица, узнав об отречении, разрыдалась, а Николай расстался с прошлым весело. Все сошлись во мнении, что он умел прекрасно скрывать свои чувства.
«Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны…» — телеграфировал он 25 февраля 1917 года, узнав о революционных событиях в Петрограде. Затем после завтрака написал письмо Александре[1], в котором интересовался ее здоровьем, после чего приказал остановить поезд, чтобы прогуляться в лесу, собирая грибы…
1
Алиса Гессен-Дармштадтская — невеста Николая — обращается в православную веру 22 октября 1894 года и становится великой княжной Александрой Федоровной. Выходит замуж за царя 14 ноября 1894 года.