Николай Александрович выслушал меня, теребя ус. Несколько нервных ударов пальцами по стеклу окна были его ответом.
Царь ушёл, не показав мне лица и не подав мне руки. С тех пор между мною, царём и царицей установились натянутые отношения, ещё более обострившиеся в декабре того же 1916 года. В течение этого промежутка у меня происходили столкновения с Николаем Александровичем, но они носили чисто деловой характер.
Я постоянно старался подчёркивать ненадёжность семьи Романовых, упорно утверждал, что не народ, а царский дом готовит российскую революцию. Когда же мы, члены царской семьи, указывали ему и Александре Фёдоровне, что Распутин – это гибель страны, то получали ответ, что это неверно. «Наоборот, – говорила Александра Фёдоровна, – русский народ, а в особенности крестьяне, довольны, что в царские хоромы проник и мужичок. У меня имеются, – говорила она, – письма, доказывающие правдивость моих слов».
Семнадцатого декабря разыгралось всколыхнувшее всю Россию событие. Во дворце Юсупова был убит Распутин. Об этом убийстве я узнал в Ставке, в Гомеле, лишь девятнадцатого декабря. Среди убийц называли ряд высокопоставленных лиц[600], но имени моего сына, Дмитрия Павловича, не упоминали. Я ничего не знал. И в то время, когда поезд мой мчался в Петроград, Дмитрий Павлович находился уже под домашним арестом в своём бывшем Сергиевском дворце, на Невском проспекте.
В Петроград я прибыл двадцатого декабря и, узнав от жены, что Дмитрий Павлович арестован, отправился к Николаю Александровичу.
– За что арестован мой Дмитрий? – задал я вопрос царю.
Николай, как будто речь шла о незнакомом человеке, а не о его любимце, сухо ответил:
– За убийство Распутина.
Ответ Николая Александровича меня возмутил.
– Надо сейчас же освободить его из-под ареста, – заявил я.
– Хорошо. Пока нельзя, завтра напишу, – отрывисто и, по-видимому, волнуясь, ответил бывший царь. – А пока прощай.
Мы расстались. Всю ночь я не спал. Утром я собрался было поехать в Петроград к Дмитрию. Не успел сесть в автомобиль, как к воротам подбежал фельдъегерь и вручил мне письмо. Я пробежал его. Оно было от Николая Александровича и заключало в себе следующее:
«Дорогой друг Павел. Я не могу, к сожалению, отменить домашний арест Дмитрия, пока предварительное следствие не будет закончено. Приказал с этим торопиться. А также, чтобы Дмитрия охраняли бережно. Всё это больно и тяжело, но ведь кто же виноват, как не он сам, что по неосторожности попал в такую передрягу. Молю Господа Бога, чтобы Дмитрий вышел чистым и незапятнанным ни в чём. Сердечно твой Николай».
Письмо это немного успокоило меня.
Но всё-таки я решил навести справки, при каких обстоятельствах произошло убийство. От моего младшего сына Владимира, друга Феликса Юсупова, и лиц, близко стоявших к расследованию убийства Распутина, я узнал, что убийство было совершено после совещания, происходившего в поезде Пуришкевича. В совещании, правда, принимал участие и мой сын, Дмитрий Павлович, но сам он в Распутина не стрелял.
Распутин был убит двумя выстрелами в грудь и спину, произведёнными Юсуповым и Пуришкевичем. От Дмитрия Павловича подробности убийства мне узнать не удалось. «Папа, – заявил он, – мы связаны клятвой, нарушить которую я не могу».
В личном свидании Николай Александрович Дмитрию Павловичу отказал. Двадцать третьего, во время обеда, раздался телефонный звонок. Говорил Дмитрий Павлович. «У меня только что был генерал Максимович[601], – сказал он, – и объявил, что меня сегодня ночью высылают в Персию, приезжай провожать».
Слова Дмитрия Павловича на меня подействовали убийственно. Я схватил фуражку и пальто и пешком побежал в Александровский дворец, но Николай Александрович меня не принял. «Передайте ему, что мне некогда, – заявил он лакею. – Может обождать».
В ту же ночь Дмитрий Павлович был выслан в Персию. Среди провожавших его многочисленных лиц находилась и дочь моей жены госпожа Дерфельден. Двадцать четвёртого у нас состоялась традиционная, кстати сказать, очень печальная, ёлка, на которую была приглашена и госпожа Дерфельден. Ночью, возвращаясь домой, она застала у себя на квартире жандармского генерала Попова. После тщательного обыска, во время которого был взломан даже пол, госпожа Дерфельден была заключена под домашний арест.
Позже мы узнали, что обыск и арест у госпожи Дерфельден был произведён после спиритического сеанса, состоявшегося у министра юстиции Добровольского[602], причём появившийся дух Распутина требовал этого ареста. Распоряжение об аресте было подписано Алексеем Дмитриевичем Протопоповым.
600
Среди убийц называли ряд высокопоставленных лиц… – Главными заговорщиками, решившимися на убийство Распутина, были: Ф. Ф. Юсупов, великий князь Дмитрий Павлович, В. М. Пуришкевич, а также поручик В. М. Сухотин и военный врач С. С. Лазаверт.
601
Максимович Константин Клавдиевич (1849 – ?) – генерал, был наказным атаманом Уральского, затем Донского казачьего войска, варшавским генерал-губернатором и командующим Варшавским военным округом; с 1915 г. – помощник командира императорской главной квартиры.
602
Добровольский И. А. (1854 – 1918) – егермейстер, сенатор; в 1899 г. – гродненский губернатор; в 1900 г. – обер-прокурор Сената; с декабря 1916 г. по февраль 1917 г. – министр юстиции.