Оправившись от смущения, Адашев захотел узнать, о чём идёт речь. Он прислушался. Тема разговора опять поставила его в тупик: император подробно выпытывал у ботаника о разновидностях и разрушительном действии мха.
Репенин по другую сторону корзины чувствовал себя не лучше. Сесть за стол без водки и закуски было уже достаточно, чтобы отравить для него обед. К тому же он любил ясно видеть сразу, что подают. А кушанья, как нарочно, были все замысловатые, залитые соусами и точно жёваные.
Императрица до самой козы с каштанами не проронила вообще ни слова, то и дело озираясь на императора. И только когда он заговорил с профессором, она рискнула перекинуться незначащими фразами с сидевшим рядом адмиралом.
Искать собеседницы в другой соседке, перезрелой камер-фрейлине, Репенину не приходилось. Её целомудренно опущенные глаза, наивные брови и поджатые губы ясно показывали, что здесь она по долгу службы и разговаривать ей неуместно.
Репенин невольно стал глядеть по сторонам. Замороженная принуждённость остальных обедающих, неуклюжая бронза на столе, тусклые охотничьи ливреи усатых гайдуков – всё это окончательно испортило ему настроение. У обеда не было и тени той нарядности, к которой глаз его привык, даже у себя дома, когда бывали гости.
Ему стало как-то неловко. Он опять перевёл взгляд на императрицу. Она следила за разговором мужа о ботанике, непроизвольно перебирая пальцами веер из длинных страусовых перьев. Видимо, её удивляло, что император так увлёкся профессорской беседой. Наконец, как бы случайно, она повернула голову в сторону Репенина и застенчиво, неуверенно спросила: знает ли он графиню Ольгу Броницыну?
Услышав, что он родной племянник её знакомой, императрица просияла, поджала подбородок и улыбнулась. На пухлых щеках снова заиграли ямочки.
– Графиня Ольга такая милая женщина. Недавно я опять получила от неё из деревни целый ящик reizender russischen «Naliwka» Liqueur[182].
Она замолчала, заметив, что император готовится встать, и, зажав в руке веер, торопливо отодвинула свой стул.
Не дожидаясь кофе, император поднялся в рабочий кабинет писать ответ царю. Он сразу погрузился в тишину и полусумрак; одинокая лампа с низким козырьком освещала только стол и белевшие на нём бумаги.
Несколько минут император сидел неподвижно в раздумье.
Лучшая пора жизни на исходе. Он царствует почти двадцать лет. Скоро стукнет пятьдесят. Подкрадывается незаметно возраст, когда постоянно взвинченные нервы начнут сдавать. А главные задачи, поставленные себе смолоду, ещё далеко не разрешены. Англия продолжает быть по-прежнему владычицей морей: столковаться с ней, чтобы её обезвредить, безнадёжно. Дома, в Германии, несмотря на удесятерённый им престиж монарха, не удаётся справиться с растущим социализмом. Целая треть его подданных уже охвачена этой заразой… Словом, работает он годами, без устали, не жалея себя, и всё напрасно! Люди ею не понимают. Вместо заслуженной благодарности в награду – ропот и нападки…
Мысли бежали всё дальше и дальше, мешая приступить к работе.
Император унаследовал от матери-англичанки[183] потребность в свежем воздухе и хорошо проветренных комнатах. Ему показалось, что в кабинете душно. Он встал и растворил окно.
Поднявшийся с заходом солнца ветерок шелестел по верхушкам деревьев. Император опёрся на подоконник, невольно вслушиваясь в шёпот векового леса. Голос пущи был как-то всегда сродни его душе. Ему почудился призывный зов… Пора решиться на что-то большое, необыкновенное. Надо обессмертить себя, как Гаммураби[184], Соломон[185], Карл Великий[186]!..
За спиной громко пробили часы. Император очнулся и вспомнил наконец о письме Николая II.
Царю рисуется особый вид священного союза[187]. Он предлагает связать судьбу обеих династий… Но можно ли на него положиться? Будь это его покойный отец – другое дело.
Перед ним встала богатырская фигура Александра III… Правда, с тем приходилось круто иногда. Но слово он держал по-царски. А этот…
«Очаровательный византиец» – пришло ему на память меткое определение, данное Меттернихом другому Александру – Первому. Да, вот в кого пошёл теперешний! Но какая тусклая, бездарная копия того – «Благословенного»…
Император приник больным ухом к холодному оконному стеклу.
По существу царь, конечно, прав. Христианским государям давно пора сплотиться против социализма… Пресловутый интернационал разобьётся о другой, более могущественный – организованный интернационал наследственных монархов… Ему представился сейчас же обширный план. Но император, по обыкновению, не задержался на вспыхнувшей мысли. На смену вихрем неслись уже совсем другие.
184
Гаммураби – Хаммурапи, царь Вавилонии в 1792 – 1750 гг. до н. э., политик и полководец, подчинил большую часть Месопотамии, Ассирию. Законы Хаммурапи – ценный памятник древневосточного права, отразивший характерные черты рабовладения.
185
Соломон – царь Израильско-Иудейского царства (965 – 928 до н. а). Успешно провёл административные реформы, добивался централизации религиозного культа. Согласно библейской традиции, славился необычайной мудростью; по преданию, автор некоторых книг Библии (в том числе «Песни песней»).
186
Карл Великий (742 – 814) – король франков с 768 г., император с 800 г., полководец. Из династии Каролингов. Совершил 53 похода. Его завоевания привели к образованию обширной империи.
187
Форма нового договора, основанного на опыте Священного союза монархов Австрии, Пруссии и России. Оформленный в 1815 г. после падения империи Наполеона I, Священный союз распался в конце 20-х – начале 30-х гг. XIX в.