В данный момент мы имели в строю 72 машины из 88 полагающихся по штатному расписанию. И нужно сказать, это были неплохие самолеты. Четвертая и шестая модели "Потапов" можно сравнивать со знаменитым У‑2. Самолет в общем то универсальный, способный нести 200–250 кг бомб, а в перегрузе и 450 вытянет. При этом, точно так же, как и знаменитый советский "кукурузник", способен выполнять все те фигуры высшего пилотажа, которые доступны и истребителю. Правда, было и отличие. Оно выражалось в наличии двух крыльевых пулеметов и шкворневой пулеметной установкой для защиты задней полусферы. В общем то, вполне себе истребитель‑бомбардировщик. Причем, роли истребителя он был пока еще на должной высоте. За неделю боев на Старо‑Планинской позиции, румыны потеряли воздушных боях четыре австрийских "Альбатроса" и три французских штабных "Вуазена". Ну и удалось сбить один аэростат с артиллерийскими наблюдателями. Один "Альбатрос" и два "Вуазена" числилось на счету капитана Нестерова. И его результат пока что никто не превзошел. Намного сложнее обстояли дела с вражескими дирижаблями. Не сказать, что атаки на них были совсем уж безрезультатными. Какие то повреждения наши "соколы" им наносили. И на сегодняшний день у врага в строю было восемь воздушных кораблей из начальных шестнадцати. Отсутствующие – это вовсе не сбитые. Им просто требовался продолжительный ремонт. Подлатав все, что можно, они вновь оказывались в строю. Но так или иначе, хотя они и являлись для нас проблемой, но поспевать везде у них не выходило. А у нас выходило. Посадочную площадку возле Земфирово мы использовали по‑максимуму, заодно превращая ее в полноценный аэродром. Первым, кто попал под удар наших "соколов", была брошенная в прорыв румынская кавалерия. День работы и целая кавалерийская дивизия была рассеяна по окрестностям. Дня три про нее можно не вспоминать. Затем под раздачу попали пехотные колонны. Тут уже было намного сложней. Потому что всякой новации в военном деле, пехоте всегда есть что противопоставить. Если конечно найдется командир с хорошей головой и крепкими нервами. Таковые у румынов нашлись. Полностью успешен был лишь первый бомбо‑штурмовой удар. А вот второй налет нашей авиации румыны встретили ружейным огнем. Довольно результативным. Мы потеряли три самолета от него. И тем не менее, налеты продолжились. Всего за сутки мы совершили шесть налетов. Середине дня появились вражеские дирижабли и попытались сорвать наши атаки. Совсем уж это у них не получилось, но на бои с ними отвлекаться пришлось. Ближе к вечеру нас встретили в воздухе "Альбатросы". Правда, было их немного, всего четыре штуки. Но воевать пришлось и с ними. И тут сыграла свою роль и наше численное превосходство и недосягаемое для прочих мастерство. Все четверо были сбиты. В общем, день прошел удачно. Зато ночью румыны смогли отыграться. Шесть дирижаблей нанесли удар по незащищенным стоянкам самолетов и к утру я остался без авиации. Успокаивало лишь одно: мы успели выставить пехотный заслон на пути румынских войск и таким образом их прорыв был купирован. Зато под Боровацем пришлось отступить и враг получил возможность наносить удары либо в сторону Софии, либо идти на выручку своим войскам в районе Монтан.
Силы Первой армии были на исходе и ее командующий – генерал Кутинчев считал нужным отходить на подготавливаемый нами второй рубеж обороны. С ним был согласен и начальник генштаба. И не сделали мы этого лишь потому, что румыны вдруг прекратили наступление и начали закрепляться на достигнутых рубежах.
В течении трех дней нам стала известна причина странной нерешительности. У врага подошли к концу снаряды. Зато мы, уступая ему в живой силе, по прежнему могли поддерживать сильный огонь.
Все эти дни я не покидал Старо‑Планинских позиций, но благодаря хорошо налаженной связи, был в курсе того, что творилось в иных местах. Иные места – это Добруджа и Разград.
В Добрудже, войска генерала Презану, имея подавляющее превосходство в силах, успешно дошли до оборонительного рубежа в окрестностях Варны, а затем, как и следовало ожидать, надолго остановились, подтягивая отставшие тылы. Никола Иванов, командовавший Второй болгарской армией, тоже работал от обороны. Точно так же как и мы, он упредил румынов с артиллерийской подготовкой и тем самым внес разлад в их планы. Но затем и ему пришлось туго, ибо на направлении своего главного удара Презану применил танки. Все шестнадцать штук. И этого удара болгарская пехота не выдержала. Удивляться этому не стоит. Все армии мира проходят через танкобоязнь. В общем, первый рубеж обороны пришлось срочно покидать, причем, немало исправных орудий досталось противнику в качестве трофеев. Но и здесь нашлись сообразительные и волевые командиры, которые смогли быстро справиться с паникой, навести в войсках должный порядок и найти средства противодействия танковым атакам. Вернее, не столько найти, сколько вспомнить то, чему их учили до войны. Бои за вторую линию обороны были ожесточенными и более кровавыми. Здесь так же все решило превосходство в снабжении. Штурм прекратился за недостатком снарядов.
Затишье это не могло быть вечным. Потому что ни мы, ни румыны своего так и не добились. Отбив румынские удары, мы исчерпали все имевшиеся резервы и сил на разгром даже ослабевшего противника не имели. Враги же, еще имели в достатке живой силы, но вовремя перестали ее тратить, прекрасно понимая, что с одними штыками много не навоюешь.
Зато в районе Разграда бои еще продолжались. И кто там будет победителем, издалека было не разобрать. Но в любом случае, там тоже все пошло не так, как планировалось изначально. Считая себя гением танковой войны местного разлива, я рассчитывал устроить румынам нечто вроде Баин‑Цаганского побоища. И вроде все этому способствовало. В авангарде у Авереску шла Девятнадцатая пехотная дивизия, еще не побывавшая в боях и вооруженная сущим старьем. Поэтому, командирам Донской и Кубанской бригады было приказано, нанести фланговые удары по этой дивизии. Причем, сходу, не давая ей времени на разворачивание к бою. Но все пошло наперекосяк, причем, в самый ответственный момент. Перед выходом на рубеж атаки, боевые машины имели в баках половину заправки. Полковник Дузь решил лучше подготовиться к бою и остановил свою бригаду для дозаправки боевых машин. Тоже самое вынужден был сделать полковник Лебеденко. И оба не учли такой фактор, как отрыв тылов, что неизбежно во время рейда. Половину дня ждали заправщиков и когда дождались, световой день закончился. Поэтому операцию перенесли на утро. Эта задержка в движении испортила весь мой замысел. Авереску не имел в своем распоряжении воздушной разведки, но это не значит, что он вообще разведкой пренебрегал. Вот его конная разведка и обнаружила казаков. Правильно оценив их намерения, он развернул Девятнадцатую дивизию к бою, а Семнадцатая и Восемнадцатая дивизии начали обходные движения. Не подозревая об этом, донцы и кубанцы развернулись и с ходу ударили по врагу. То, что их уже ждали, стало понятно по первым минутам боя. Казаки, встреченные плотным огнем, даже не стали упорствовать в атаке. Будь на их месте кто другой, то и в этой ситуации все могло получиться хотя и ценой больших потерь. Но как говорится: стиль не пропьешь. А казачью натуру даже разорение не изменило. Вести упорный бой казак не любит. Конечно, если припрет и некуда деваться, то и казак стоит до конца. Но если есть возможность этого избежать, то будут избегать. Именно это и произошло.
Сыграло свою роль и то влияние, которое я оказал на этот мир. Это у нас танки с противопульной броней зачастую одним своим появлением вгоняли пехоту в ужас. Здесь же все пошло не так. Военные этого мира верили в танки, которые у нас считались сверхтяжелыми. Толстая противоснарядная броня и множество огневых точек, превращало эти монстры в самые настоящие подвижные форты. Это внушало страх и ужас. Ну а то, что едут эти монстры медленно и недалеко, никого не смущало. На их фоне, мои пародии на "голожопого фердинанда" никого не впечатляли. К тому же, война в Америке уже убедила народ в том, что танки с противопульной бронею не для серьезной войны. Вот для подавления бунта безоружных крестьян, они подходят неплохо. Полицейское оружие в общем. Румынские офицеры про это так же знали, как и их британские или французские коллеги. А потому не растерялись сами и не дали страху победить собственных подчиненных.