467
Философы-специалисты почти все сочувствуют разным видам идеализма: в их глазах идеализм вовсе не упрёк, как для нас – марксистов.
468
Все махисты, желающие быть марксистами, воюют с ПЛЕХАНОВСКОЙ «вещью в себе», обвиняя Плеханова за то, что он запутался и сбился в кантианство, и за то, что он отступил от Энгельса. Махист г. В. Чернов, народник, заклятый враг марксизма, прямо идёт в поход за «вещь в себе» НА ЭНГЕЛЬСА.
Стыдно признаться, но грешно было бы утаить, что на этот раз открытая вражда к марксизму сделала из г. Виктора Чернова БОЛЕЕ принципиального литературного противника, чем наши товарищи по партии и оппоненты по философии. Ибо только НЕЧИСТАЯ СОВЕСТЬ (или разве ещё в придаток незнакомство с материализмом?) сделали то, что махисты, желающие быть марксистами, дипломатично оставили в стороне Энгельса, совершенно игнорировали Фейербаха и топтались исключительно кругом да около Плеханова. Это именно топтанье, скучная и мелкая грызня, придирки к ученику Энгельса, при трусливом увёртывании от прямого разбора взглядов учителя.
469
Энгельс обработан под Маха, изжарен и подан под махистским соусом. Не подавиться бы только нашим почтеннейшим поварам. <…> Отъявленные реакционеры и проповедники поповщины, имманенты, лобзают Маха с Авенариусом за основную нелепость, основную путаницу и фальшь махизма, из которой вылезла вся остальная галиматья этой философии. Как не вертелся В. Руднев, как он не хитрил, как ни дипломатничал, обходя щекотливые пункты, а всё же в конце концов проговорился и выдал всю свою махистскую натуру! <…> Спрашивается, как могут люди, не сошедшие с ума, утверждать в здравом уме и твёрдой памяти, будто «чувственное представление» (в каких бы то ни было границах, это безразлично) и есть вне нас существующая действительность? <…> Формулировка Руднева, нечаянно и неосторожно брошенная им, превосходна тем, что отчётливо вскрывает вопиющую нелепость, которую иначе надо откапывать из-под груды гелертерских, квазинаучных, профессорских финтифлюшек.
470
Агностик говорит: НЕ ЗНАЮ, есть ли объективная реальность, отражаемая, отображаемая нашими ощущениями, объявляю невозможным знать это. Отсюда – отрицание объективной истины агностиком и терпимость, мещанская, филистерская, трусливая терпимость к учению о леших, домовых, католических святых и тому подобных вещах.
471
Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них. Поэтому говорить о том, что такое понятие может «устареть», есть МЛАДЕНЧЕСКИЙ ЛЕПЕТ, есть бессмысленное повторение доводов модной РЕАКЦИОННОЙ философии. Могла ли устареть за две тысячи лет развития философии борьба идеализма и материализма? Тенденции или линии Платона и Демокрита? Борьба религии и науки? Отрицания объективной истины и признания её?
472
Человеческое мышление по природе своей способно давать и даёт нам абсолютную истину, которая складывается из суммы относительных истин.
473
Кожевник И. Дицген видел в научной, т. е. материалистической, теории познания «универсальное оружие» против религиозной веры, а для ординарного профессора Эрнста Маха «с точки зрения научной не имеет смысла» различие материалистической теории познания с субъективно-идеалистической! Наука беспартийна в борьбе материализма с идеализмом и религией, это – излюбленная идея не одного Маха, а всех современных буржуазных профессоров, этих, по справедливому выражению того же И. Дицгена, «дипломированных лакеев, оглупляющих народ вымученным идеализмом».
474
Материя есть «физическое», то есть наиболее знакомое и непосредственно данное человеку, в существовании чего никто не сомневается, кроме обитателей жёлтых домиков.
475
Мах выражает ту же мысль попроще, без философских выкрутас <…> На деле это старый-престарый субъективный идеализм, нагота которого прикрыта словечком «элемент».
476
Здесь нет фигового листочка «элементов», и идеалист прямо протягивает руку агностику.
477
Что значит дать «определение»? Это значит, прежде всего, подвести данное понятие под другое, более широкое. Например, когда я определяю: осёл есть животное, я подвожу понятие «осёл» под более широкое понятие. Спрашивается теперь, есть ли более широкие понятия, с которыми могла бы оперировать теория познания, чем понятия: бытие и мышление, материя и ощущение, физическое и психическое? Нет. Это – предельно широкие, самые широкие понятия, дальше которых по сути дела (если не иметь в виду ВСЕГДА возможных изменений НОМЕНКЛАТУРЫ) не пошла до сих пор гносеология. Только шарлатанство или крайнее скудоумие может требовать такого «определения» этих двух «рядов» предельно широких понятий, которое бы не состояло в «простом повторении»: то или другое берётся за первичное. <…> Достаточно ясно поставить вопрос, чтобы понять, какую величайшую бессмыслицу говорят махисты, когда они требуют от материалистов такого определения материи, которое бы не сводилось к повторению того, что материя, природа, бытие, физическое есть первичное, а дух, сознание, ощущение, психическое – вторичное.