Честь стать первым настоящим биографом Карамзина выпала никому почти не известному и никогда не видевшему своего героя молодому литератору и начинающему ученому, по происхождению поляку, а по вероисповеданию католику Адальберту-Вейтеху Викентьевичу Старчевскому. Сегодня это имя практически забыто. Его игнорирует большинство даже подробных энциклопедий и справочников, хотя человек этот был подлинным энциклопедистом. Современникам же он стал известен прежде всего как журналист, издатель и лингвист.
Родился А. В. Старчевский в 1818 году в селении Ивки близ городка Богуславля Киевской губернии. Его семья принадлежала к Волынскому дворянству Российской империи, а предки были шляхтичами Сандомирского воеводства Речи Посполитой. Польское восстание 1831 года и его подавление сказались на судьбе юноши. Каневское католическое училище отцов базиликан, где он учился, было закрыто. Старчевский продолжил образование в Первой киевской гимназии. В 1836 году он поступил в Университет Святого Владимира в Киеве на юридический факультет. В следующем году молодой амбициозный провинциал решился искать счастья в столице империи. Он – студент юрфака Санкт-
Петербургского университета – зарабатывает на жизнь в частном пансионе, готовя учеников к поступлению в Корпус путей сообщения. В 1840 году Старчевский совершил большое путешествие по Европе, от Любека до Неаполя, посетил раскопки Помпей, Геркуланума и Стабий. Едва вернувшись в Петербург, он принимает приглашение вновь выехать за границу, уже в качестве домашнего учителя детей русского посла в Берлине барона П. К. Мейендорфа. Место было выгодное материально и давало много времени для ученых занятий в области истории и юриспруденции. Старчевский слушает лекции в Берлинском университете, работает в библиотеках и архивах нескольких европейских стран. «Я не знал вообще ни летом, ни зимой, ни гуляний, ни театров, ни других развлечений» – вспоминал он впоследствии. Плодом этой работы стал солидный труд «Сказания иностранных писателей XVI века о России», вышедший в 1841 году на латинском языке и вобравший в себя важные источники по русской истории из европейских собраний. Этот труд удостоился одобрения великого Александра Гумбольдта, а представители Турции даже предложили автору подготовить подобную публикацию об Османской империи. По совету Мейендорфа Старчевский отказался от выгодного предложения, дабы не вызвать подозрений будто он, поляк, готов служить «и нашим, и вашим». «Сказания» заметили и в России. Автор, еще студент, был избран членом-корреспондентом Археографической комиссии, а министр народного просвещения С. С. Уваров выделил средства на издание второго тома. Успех окрылил молодого ученого, удвоил его энергию. Он выявляет в Берлинской публичной библиотеке и издает 360 портретов славянских деятелей с биографиями. Однако цензура не дала разрешение на ввоз книги в Россию. Такая же судьба постигла «Карманную книжку русских законов, необходимых знать каждому русскому», составленную Старчевским в 1842 году. За короткий срок трудолюбивый студент успел также перевести на французский язык русский коммерческий устав, составить извлечения из российского законодательства о правах иностранцев. В Берлине Старчевский познакомился с Александром Ивановичем Тургеневым, просвещенным государственным деятелем, собирателем исторических источников, некогда членом литературного сообщества «Арзамас» и одним из близких к Карамзину людей. Они сотрудничают в составлении каталога русских и иностранных материалов по истории России из архивов и библиотек Западной Европы, который так и не был издан.
По возвращении в Петербург судьба свела Старчевского с людьми, некогда составлявшими «ближний круг» Карамзина, ревнителями его памяти. Он разбирает архив и библиотеку князя П. А. Вяземского. По просьбе поэта 26-летний полиглот Старчевский дает уроки славянских языков – польского, чешского, сербского, 30-летнему сыну покойного историографа Андрею Николаевичу Карамзину, составляет грамматику десяти славянских наречий. «Об этом времени я всегда буду вспоминать как о лучшем в моей молодости», – писал он на склоне лет. Старчевский мечтал «посвятить жизнь изучению русской истории». Но в николаевском Петербурге незнатному провинциалу-поляку без высоких связей было нелегко сделать ученую карьеру. Попытки получить место в Археографической комиссии, в Петербургской римско-католической академии, в Румянцевском музее, добиться командировки за границу для разыскания исторических рукописей потерпели неудачу. Правда, Вяземский похлопотал за молодого человека перед К. С. Сербиновичем, некогда входившим в близкое окружение Карамзина, а теперь важного чиновника, наставника, редактора «Журнала Министерства народного просвещения». Старчевский стал сотрудником этого издания «по исторической критике, славянской этнографии и филологии». Он по-прежнему много пишет. В «Финском Вестнике» появляется его работа «Литература русской истории с Нестора до Карамзина» В «Журнале Министерства народного просвещения» он публикует очерк «О заслугах, оказанных государственным канцлером Николаем Петровичем Румянцевым отечественной истории», не утративший своего научного значения и сегодня.