Оно заливает мои вены и заполняет каждое нервное окончание, заставляя мое тело трепетать от неконтролируемого удовольствия. Огонь разгорается все сильнее и ярче, подводя в огненную бурю невиданного экстаза.
Вместе мы начинаем двигаться быстрее, сильнее, изголодавшись, чем когда-либо. Ее клитор трется о мою тазовую кость снова и снова, а лоно Амели с каждым ударом сжимается. Она трахает меня, берет меня, обладает мною. Делая меня своим навсегда.
Огонь внутри рвется наружу, и прежде чем я успеваю остановить или сдержать его, он взрывается. Впервые за годы… десятилетия… может быть, даже века, я взрываюсь.
Каждый мускул кричит, пока я проливаюсь в Амели, сражаясь с ее огнем и своим собственным. Она прямо здесь, со мной, царапает мою спину, когда напрягается и содрогается.
Стенки её лона еще сильнее сжались, растягивая оргазм, отказываясь отпустить. Она тяжело дышит и хнычет и ее тело проседает против моего в изнеможении и полном блаженстве.
Когда мои мышцы, наконец-то расслабились, чтобы снова двигаться, я перекатываюсь на спину, удерживая Амели сверху, ее тело все еще связано с моим. Я целую ее в макушку, в то время как руки ласкают ее потную спину.
– Амели,- задыхаюсь я. Даже после всего, что мы пережили, даже после того, как все наши тайны были раскрыты, произносить ее имя все еще в новинку для меня. – Амели, детка.
– Oui, Monsieur [3]. – Она смотрит на меня и улыбается.
– Сильно болит? Слишком болезненно? – Я знаю, что должен сохранить этот момент беззаботным, но дерьмо, понимание того, что я причинил ей боль, даже в интимный момент, выводит меня.
– Не достаточно сильно болит, чтобы отказаться от еще одного раза, – лукаво улыбается она. – Но достаточно, чтобы понимать, что следует подождать.
Я наклоняюсь и целую в ее маленький милый носик.
– И да, я снова хочу это сделать, – хихикает она.
– Я тоже. Черт, по правде говоря, я мог бы взять тебя снова, но тебе нужно исцелиться. В следующий раз я хочу, чтобы ты испытала удовольствие. Без боли.
Она улыбается, но улыбка не касается ее глаз.
– Что-то случилось? – спрашиваю я, убирая волосы с лица Амели.
Амели пожимает плечами, но ее глаза остекленевшие и отрешенные.
– Просто… в моих снах, когда ты был с другими женщинами, ты что-то делал. Дыхание, думаю ты так назвал его. Когда ты это делаешь, выглядишь таким… таким горячим. И сексуальным. Словно ты испытываешь невероятные чувства. А со мной ты так не делал. Возможно что-то со мной не так? Или не так хороша для тебя? Я знаю сейчас был мой первый раз и я поправлюсь, но я…
Я проглатываю слова Амели поцелуем, чтобы она не смогла произнести такое кощунство. И когда мы оба можем дышать, я охватываю ее лицо руками.
– Детка я бы никогда с тобой так не поступил и это никак не относится к тому, как мне хорошо с тобой. Потому что Амели, мне хорошо с тобой. Ты чудо, детка. Дыхание важно для моего вида. Оно помогает нам выжить – мы буквально высасываем жизнь из других. Я не хочу делать это с тобой и не стану, потому что уже вернула меня к жизни. Своими улыбками, поцелуями, смехом. Я ни капли не заберу из этого. Это то, что заставляет меня… -…любить тебя.
Слова крутятся прямо на кончике языка, но я никогда не скажу их. Я не говорил их даже родителям. Даже брату, единственному человеку, который засуживает моей преданности.
Любовь – это не то слово, которое Темный может произнести легко. Мы не говорим о любви, потому что редко любим. И когда это случается, когда это редкое и драгоценное чувство завладевает нами, то мы наглухо запираем и бережем его. Мы живем для любви. Мы за нее умираем.
Успокоившись моими объяснениями, Амели кладет голову мне на грудь и пальчиками начинает рисовать круги на моей коже.
– Что они обозначают? – спрашивает она, проследив черно-синие чернила, запечатленные над моими сердцем.
– Мою фамилию. Скотос.
– Красиво – Затем она наклоняется и покрывает поцелуем греческие символы, которые означают мое наследие… мой грех. Отметки о том, что представляет из себя этот человек-монстр.
Спустя некоторое время мы оба засыпаем, Амели все еще прижимается к моей груди. И впервые, после бессмертной жизни под беззвездным небом и безлунных ночей, я засыпаю.
Глава 10
Что-то вырвало меня из сна посреди ночи. Я лежу поверх одеяла, на котором Амели и я занимались любовью, но в постели рядом со мной ее нет.
Она не лежит у меня на груди и даже не обнимает меня. Нет. Она стоит около меня, ее глаза черные и их полностью заволокло злом. В поднятых над головой руках, она сжимает двадцати дюймовый нож.
Я перекатился в сторону, когда нож опустился, глубоко погружаясь в матрац.
Амели смотрит на меня, ее лицо приняло неестественные черты.
– Ты будешь гореть демон. Все что тебе дорого сгорит. Обрати внимание на предупреждение: месть моя будет жестокой.
Она вырывает лезвие из матраса и заносит его снова. Я знаю, что могу оттолкнуть ее, но не могу. Не хочу причинять ей боль.
Но сейчас я смотрю не на мою Амели, не на девушку, которая отдала мне самую сокровенную часть ее. Не на ту девушку, которой я подарил самую сокровенную часть себя.
Моя Амели в ловушке, где-то внутри собственного тела. Я должен спасти ее. И я спасу.
– Амели, детка, проснись! – кричу я. Только кровать нас разделяет, и я вижу, как она – или оно – пытается придумать, как обойти барьер. – Я знаю, ты слышишь меня. Детка, борись. Ты должна вернуться ко мне.
Не человеческий визг вырвался из ее груди и зловещий голос засмеялся.
– Твоя девочка потеряна навсегда, демон. Она умрет так же, как и ты.
Услышав эти слова, во мне пробуждается мой собственный ужасный зверь, и холод проходит через меня, касаясь пальцев и глаз. Я чувствую, как они трансформируются, как магия просыпается внутри, и я дрожу от невероятного потока силы.
– Оставь ее, – резко отвечаю я, мой голос такой же холодный, как пламя, которое лижет мне руки.
Снова раздается смех, и озноб вьется вверх по позвоночнику. Она сжимает нож, словно готовясь сделать выпад, и я в боевой готовности поднимаю руки.
Но вместо этого, она выставляет перед собой руку и вгоняет лезвие ножа в предплечье, проливая темно-красную кровь Амели на пол и покрывало.
Эти черные, опустошенные глаза встречаются с моими, и Амели улыбается.
– Все что ты любишь сгорит.
Нож со звоном падает и Амели оседает на пол. Но прежде чем она успевает удариться головой об пол, я ловлю ее и прижимаю к груди.
– Амели! Амели, поговори со мной, детка! Скажи хоть что-нибудь! – кричу я, качая безжизненное тело. Наконец она вздрагивает и просыпается, жадно хватая ртом воздух, ее глаза широко раскрыты от ужаса. Я благодарю Божество, Бога и каждое божество, известное человеку.
– Боже мой! – плачет она. Амели смотрит на руку, которая по-прежнему кровоточит, а затем на лежащий в нескольких дюймах нож. – Что случилось? Что произошло, Нико? Что я сделала?
– Амели, послушай меня. Ты хоть что-нибудь помнишь? Помнишь, что тебе снилось? Или кто? Мне нужно знать, как помочь тебе.
– Нет! Я не знаю, что случилось со мной! Ничего не знаю!
Амели плакала на моей груди, пока я схватил, брошенную на пол, рубашку и обернул ею руку Амели. Она все еще кровоточила, и, несмотря на то, что я снял боль, я не смогу исцелить ее. Мне необходимо отвезти ее к врачу.
– Детка, мы должны ехать. Я должен вернуться в город, чтобы мы смогли подготовиться. И тебе нужен доктор.
Я подхватываю ее на руки и несу в ванную. Открываю кран и наполняю ванну теплой, мыльной водой. И с Амели на руках погружаюсь в нее.
– Не так я себе представляла нашу совместную ванну, – бормочет она, пока я зачерпнул воду и полил на её груди.
– Знаю. Я тоже не так представлял, но этот раз не считается. Мы повторим. Мы заслужили это.
Я нежно мою ее, отказываясь отпустить. Когда рукой провожу в воде по ее лону, у Амели перехватывает дыхание, и она стонет.