"А ну-ка, девушка, держись, я тебя сейчас посажу!" - выкрикнул какой-то матрос. Он легко поднял Ольгу и просунул в окно вагона, очевидно на головы ехавших матросов. О Боже, что тогда произошло! Взорвался такой шквал ругани, что бедная Ольга не знала куда себя деть. И так с большими трудностями, но благополучно она доехала до Моршанска. Ольга еще много и долго говорила: рассказала она и о голоде в Питере, и что у нее развилась дистрофия от недоедания. Тогда она еще не знала ее последствий, но потом они мучили ее всю жизнь. Такой ценой завоевывала она любовь к искусству.
ГЛАВА 3
Становление личности. Подъем творческих сил
интеллигенции.
Ренессанс в России
Долг наш - реветь медногорлой сиреной
В тумане мещанья. у бурь в кипеньи.
В. Маяковский
Они расстались на короткое время. В Петроград Ольга не возвратилась, а поехала учиться в Москву в мастерскую Машкова. Николай же вернулся в Пензу, но не надолго. Вскоре, воодушевленный мыслью о продолжении учебы, он поехал в Москву. Несмотря на то, что в Москве был страшный голод, поезда были буквально набиты людьми; как говорится, негде было яблоку упасть. Николаю пришлось висеть на подножке с мешком за спиной, где находились этюды и рисунки. Денег не было, да и жить было негде. Правда в Москве жила его кузина . У нее была всего одна комнатка, в которой и повернуться негде было. Николай с ней познакомился, передал ей посылку от своей тетушки, рассказал о цели приезда и добавил, что придется ночевать до экзаменов на вокзале. Вера, его кузина, услышав такое, тут же запротестовала и сказала: "Не волнуйся, что-нибудь придумаем". Вскоре он пошел сдавать документы во ВХУТЕМАС, что на Мясницкой (бывшее знаменитое Училище живописи, ваяния и зодчества). Как и в Пензе, здесь произошло полное реформирование. Были созданы мастерские всех направлений - выбирай, как говорится, согласно своим склонностям, от реализма до абстракционизма. Мастерские Архипова, Коровина, Малютина, Машкова, Кончаловского, Фалька, Малевича, Кандинского, Татлина и другие.
Возбужденный и немного взбудораженный, он вместе с другими юношами осматривал мастерские. От всего увиденного он был ошеломлен. Народ туда буквально валил. Контингент поступавших был самый разный: начинающие, молодые и уже довольно-таки не молодые. 'Наибольшей популярностью пользовались преподаватели Архипов и Машков. Поступавшая молодежь - народ дотошный, и о каждом художнике они знали все. О Машкове, например, говорили как "чародее цвета". Об этом Николай слышал и раньше, но теперь он узнал о Машкове гораздо больше. Это была заметная фигура в русском искусстве еще с тех пор, как в 1910 году организовалось общество "Бубновый валет" со своей манерой, техникой живописи под влиянием Сезанна. Их так и называли - " русские сезанисты". Кроме Машкова, сюда входили Кончаловский, Лентулов, Фальк и другие. Их называли еще "бунтовщиками", потому что они выступали против передвижничества, пленэрного реализма, не говоря уже о натурализме и академизме в целом. Николай это знал, но не понимал, что принципиальным в реалистическом изображении был цвет; форма, объем и пространство передавались цветом, и в основе их живописи лежало декоративное начало. Живопись была своеобразная и где-то даже дерзкая. Николаю все это было очень близко по душе. Многие московские художники, бывшие студенты, рассказывали о выставках "бубновалетчиков", что дореволюционные обыватели любители живописи шарахались из стороны в сторону на их выставках, ища скандальные произведения, шипели на них, называя их творчество смесью французского с нижегородским. Но со временем с каждой выставкой авторитет их рос и укреплялся. И теперь, когда в стране происходили коренные реформы, в том числе и искусстве, "бубновалетчики" заняли ключевые позиции. И вообще с приходом Советской власти искусство в целом взяли в свои руки "левые" в прошлом бунтари и революционеры. Они-то и начали борьбу со "старым" искусством, с "академистами", реалистами и эстетами. Расширив свои познания, Николай точно определил для себя, что поступать он будет только к Машкову.
Это был его второй приезд в Москву, и она была уже не та, с которой Николаи познакомился в 1914 году. Время было неспокойное, послереволюционное - мятежи, убийства. Незадолго до его приезда был подавлен мятеж левых эсеров. Эсеры тщательно продумали свое выступление, желая втянуть страну в войну против Германии. Было организовано убийство посла Германии Мирбаха, которое послужило сигналом к выступлению. Для подавления этого мятежа пролетарская Москва только за одну ночь создала около сотни хорошо вооруженных отрядов. Город был оцеплен двойным кольцом рабочих-дружинников, и к вечеру мятеж был подавлен.
Контрреволюционные мятежи охватили всю страну, полыхали восстания кулаков (так называли тогда тружеников деревни). Рассылались гонцы с призывами против власти Советов, горели посевы, падали убитые из-за угла коммунисты и члены комитетов бедноты. Готовилась интервенция со стороны Антанты. В Москве и других городах России были открыты курсы всеобщего военного обучения, проведена мобилизация в армию, объявлен единый военный лагерь. Это было страшное, чудовищное время, в котором пришлось жить, творить и учиться интеллигенции, в том числе и Николаю. Три года (с 1918 по 1920) продолжалась борьба Красной Армии против контрреволюции. Еще два года братоубийственная война продолжала полыхать на окраинах России и только к 1922 году закончилась окончательно. А пока заканчивался 1918 год, и обстановка в Москве продолжалась оставаться напряженной. Днем и ночью патрулировали красноармейцы, солдаты и матросы. Экономическое положение было такое, что хуже некуда. На человека по рабочим карточкам за месяц выдавали меньше пяти фунтов черного кислого хлеба, перемешанного с соломой и отрубями. Купить хлеб можно было только из-под полы у кулака и то за непосильную цену.
Но ни голод, ни тяжелая политическая напряженность не останавливала будущего художника - он упорно шел к намеченной цели. Выбор был сделан, и на душе стало как-то спокойнее. Вечером, уже порядком уставший от впечатлений, он еще долго разговаривал с Верой, рассказал ей, какое сейчас трудное время для искусства. Она внимательно его слушала, а потом сказала как бы с упреком: "Коля, как ты решился приехать в Москву? Ведь москвичи бегут от голода, а ты наоборот. Как бы тебе это боком не вышло... И как это тебя тетушка не отговорила? Но раз приехал, так поступай в свой ВХУТЕМАС, а там видно будет. А пока ночевать ты будешь у меня. Немного тесновато, но ничего - я тебе постель устрою под столом. Как говорится, в тесноте да не в обиде". Он был очень ей благодарен и прожил у нее до поступления в мастерские.
Как-то хозяйка квартиры, старая революционерка, у которой Вера снимала комнатку, обратилась к ней с предложением, чтобы Коля художественно оформил клуб школы ВЦИК в Кремле. Заказ был принят. Николаю это очень льстило: "Ведь только подумать - это в самом сердце столицы!" От этих мыслей на душе приятно становилось. Это была его первая работа в Москве. Он оформил зал сцены и вход. Вознаграждением за работу был хороший красноармейский паек.
Между тем наступил день просмотра работ. Он знал, что это не экзамен, а обычное знакомство с каждым поступающим, с его знаниями и умением работать. Экзамены тогда отменили. "Что же я так волнуюсь? - думал он.Ведь это не как раньше, а полный демократизм, было бы желание работать в искусстве". Ему казалось, что его мечты найти настоящий путь в искусстве сбываются, что он почти у цели. Наконец его вызвали. Он разложил свои рисунки на полу, у стен расставил живопись, натюрморты, этюды. За столом, покрытым тканью красного цвета, сидела группа ребят - членов студенческого комитета во главе с профессором Машковым. От волнения Николай никого не смог рассмотреть, да и, как он сам говорил, лучше слышал, чем видел.
Машков долго и внимательно смотрел на его рисунки - то садился, то вскакивал, то снова садился,- а потом неожиданно сказал:
- Смотрите, смотрите - ведь это Рафаэль! - Но тут же спохватился и добавил: - Нам Рафаэлей не нужно, нам нужно новое, современное искусство!
Тут члены студенческого комитета, сидевшие за столом, подхватили: