«Водятся же на земле такие экземпляры — ноги растут прямо из-под коренных зубов! И что этих милашек гонит в небо: развернуться здесь негде и заработок невесть какой!»
В этот момент длинноногая стюардесса вежливо спросила Крокодила, заведомо зная ответ:
— Вы тоже летите первым классом? Тогда, пожалуйста, пройдите на свое место, сейчас будет подан ленч.
— Иди, Роже, иди! И помни: именно по этой причине, когда меня в кассе спрашивают, какое бы место я предпочел, отвечаю: «С которого лучше всего видна стюардесса».
— Мерси, месье, — изысканно поклонившись, стюардесса поблагодарила за комплимент.
«Так ты, красотка, прежде чем выставить меня отсюда, навела справки — а вдруг я тоже лечу первым классом?» — хмыкнул Роже, но вслух как можно вежливее произнес:
— Охотно пройду на свое место. Но при условии, что в моем салоне вы лично подадите мне ленч.
Об этих своих последних словах он думал, медленно, без всякого аппетита пережевывая куски холодной курятины. Обильный трансатлантический ленч был хорош не столько своей кухней, сколько возможностью хоть как-то скрасить однообразие бесконечного полета. Потом длинноногая унесла поднос, и Роже внезапно заснул, привалившись к плечу Жаки…
Самолет пошел на посадку, бросаясь с одного густого белого облака на другое. Казалось, каждое столкновение с глыбами самых причудливых форм должно смять машину, разнести в щепки, но ДС-9, как призрак, бесшумно пронизывал белые стены. Земля открылась сразу, внезапно, сверканием на солнце серой полосы бетона, начинающейся прямо от изумрудной воды.
Когда Роже появился на трапе с двумя запасными колесами в руках, он увидел Оскара внизу. Тот о чем-то договаривался с вертлявым маленьким человечком. С десяток, репортеров принялись охаживать трап, полыхая блицами. Снимаясь вместе с Жаки — репортерам по душе кадр: длинный и тощий рядом с толстым и коротышкой, — Роже заметил, как по трапу стали спускаться ребята в синих тренировочных костюмах.
— Оскар, а это что за компания?
— Твои соперники. Говорят, русские. Приглашены на гонку.
— Этого еще не хватало! А они что, умеют сидеть на велосипедах?
Оскар лишь засмеялся в ответ.
— Ты думай не о русских — подумай о себе! Мы, оказывается, должны ехать отсюда почти триста миль на автомобилях. Багаж пойдет грузовиками…
— Я не дам грузить свои веломашины, пока не увижу грузовиков. Кто их знает, этих канадских французов, понимают ли они разницу между бочкой и велосипедом!
— Будьте спокойны, месье Дюваллон, — подскочил маленький человечек. — Грузовики специально оборудованы для перевозки велосипедов.
— Я вам верю и потому хочу взглянуть сам, — Отрезал Роже. Грузовик был оборудован, грамотно: скобы крепления машин под потолком, стены обшиты мягкими поролоновыми подушками, непротекающая крыша…
Когда они рассаживались в два лимузина, облепленных плакатами предстоящей гонки, Роже с удовольствием прочитал слово «Франция». Но номер команды огорчил — тринадцатый.
«Час от часу не легче! Мало того, что сама гонка начинается в понедельник, а не как обычно — в воскресенье, так еще и командный номер тринадцатый…»
За руль первой машины уселся Оскар, вторую должен был вести Жаки. Он уволок в багажник все сумки с запасными железками — и в дороге никому не мог их доверить.
Большие американские машины казались передвижными домами по сравнению даже с «ситроеном» Роже. Первое время Оскар чувствовал себя за рулем мощного «доджа» неуютно. Сидевший рядом с Оскаром Роже несколько раз буквально бился лбом о стекло — Платнер не мог привыкнуть к сервотормозам; когда машина, всхлипывая, содрогалась от резкого торможения, Роже вскрикивал: «Ой-ой-ой!» Ребята, сидевшие сзади, дружно подхватывали хором этот крик. Оскар лишь смущенно бормотал; «Пардон, мальчики, пардон…»
И, чтобы как-то сгладить неловкость, острил:
— Современные автомобили настолько совершенны, что оставляют водителю много времени на обдумывание проблем, где взять деньги, чтобы оплатить их покупку!
Дорога шла вдоль мутной реки, больше походившей на широченный искусственный канал. Вскоре кружение по прибрежным дорогам укачало всех, и никто уже не обращал внимания на реку. Оглянувшись, Роже увидел, что ребята спят вповалку.
«Вот жлобы-устроители, не могли прибавить хотя бы денек отдыха перед стартом. После такой дороги — и сразу же в гонку».
— И в этой стране говорят о каком-то возрождении велосипеда! — пробурчал Оскар.
Он вел машину лихо. И Роже поймал себя на том, что сравнивает шоферское мастерство Оскара с мастерством покойного Тома.
«Кто хоть раз сидел с Томом в его спортивной машине, сразу же ощущал истинно шоферскую душу. „Безопасность движения — фикция! — говорил он. — Сначала садимся в мощные скоростные „ягуары“, обутые в непрокалываемые шины, заливаем столитровые баки высокооктановым бензином по кличке «тигр“, а потом хотим ездить осторожно!
Том до безумия любил мощные моторы, как, впрочем, и все мы. Наверно, потому, что на трассе гонки платим дорогую цену за каждый пройденный метр. А эта легкость движения машины, такой щедрой на скорость, невольно подкупает нас. Впервые об этом сказал мне Том… Он, Том, умел пользоваться мощностью мотора. И в то же время он уважал белые осевые линии, которые так четко планируют кочевую жизнь гонщиков…»
— Ты прав, — запоздало откликнулся Роже на слова Оскара. — Но я где-то читал, что в Нью-Йорке начался велосипедный бум. Один из магазинов продал в день чуть ли не двести велосипедов!
— На американских дорогах велосипедист действительно выглядит сумасшедшим… Они все тут сумасшедшие! Жаки рассказал мне сегодня милый анекдот. Шестнадцатилетнюю американку спросили, что она больше всего любит? «Ездить с дружком на мотоцикле в лес». — «И мама не беспокоится?» — «О нет! Я же на голову надеваю защитный шлем!»
Роже слушал Оскара, наблюдая за впереди идущей машиной. Это был тяжелый «олдсмобиль» типа «вагон». Папа и мама, сидевшие на переднем сиденье, о чем-то спорили, а сзади пятеро детей и собака возились, как желтые цыплята в сетчатом ящике на Дижонском рынке. Мальчуган лет трех все норовил лизнуть в ответ большого ленивого сенбернара. Но собака, очередной раз лизнув его, отворачивала морду. И это было смешно. — Я не верю, — Оскар притормозил, пропуская вперед дорожный патруль, несшийся с включенной сиреной, — что велосипед в такой стране, как Америка, может шагнуть за пределы аллей нью-йоркского Центрального парка. Эта нация уже забыла, как можно двигаться благодаря силе собственных мышц, а не тугому карману. Кстати, что ты решил с «Фаемой»?
— Еще не решил. Состоялся предварительный разговор…
— Между прочим, я тут перекинулся несколькими словечками с шефом банановых «Фиффе». Тебя хотят — не скрою. — Оскар взглянул на Роже, проверяя, какое впечатление произвело сообщение. — Они с деньгами… Есть смысл подумать. Контрактные переговоры не что иное, как мышиные гонки, в которых нас готовят к крысиным бегам…
— Помню, они субсидировали команду англичан. Но уж больно не хочется носить кличку Банан! — Все-таки подумываешь оставить спорт?
— «Подумываешь»! Это не то слово. Скорее, вынужден…
— Да, юношей тебя уже не назовешь. Но, мне думается, ты еще сможешь побороться. Знаешь, я иногда жалею, что ушел не в борьбе, а так, играючи… Уйти в борьбе… В этом есть своя прелесть…
— Так думал и я… Но когда узнал о смерти Тома…
— Перестань изводить себя смертью Тома! — Оскар почти крикнул, но потом, как бы извиняясь за грубость, добавил: — Судьбы своей не избежишь. Все там будем. Правда, и спешить туда не следует…
— Так вот, — продолжал Роже, словно не слышал окрика Платнера, — когда я узнал о смерти Тома, моим первым желанием было послать велосипед к черту. Я находился, конечно, в шоке, приняв такое решение. Но оно было сформулировано у меня вот здесь. — Роже ткнул в грудь кулаком, в котором была зажата карта дорог. — И мне вдруг стало тогда так легко. Но легкое решение потому и легкое, что легкость его оборачивается новой тяжестью. Я хорошо помню, как лежал тогда в кресле и вдруг отчетливо представил себе, что больше никогда не увижу Тейлора. Чувство это было пронзительным, почти режущим… И только одна мысль: «Велосипед убьет меня так же, как Тома». Ты знаешь, Оскар, я не трус… Но сообщение о гибели самого близкого друга… Потом я вдруг понял, что должен сделать еще шаг, еще один шаг — позвонить жене.