— А еще раньше, — продолжала Ивана, — я видела, что по дороге в Находку на нашу машину наехал грузовик тот самый, водителем которого был Сергей. А еще…
— Достаточно! Хватит. Илья! Перестаньте травмировать ребенка своими… гипотезами.
— Соня! Вполне вероятно, что рассказы Иваны — переработанная мозгом информация. Когда-то кто-то на дороге видел аварию, которую описывает Ивана, а ее мозг выловил эту картинку из эфира и экстраполировал ее в реальность, наделяя героев происшествия знакомыми чертами и характерами.
— Только почему все мои истории какие-то… несчастные.
— Может быть, настройка твоих мозговых фибр. Ты ловишь грустные факты, потому что… думаешь о людях, сочувствуешь им. Я бы так объяснил. Все это гипотезы. Но планшет, землянка и солдатские документы — это уже факт. Я не могу эти факты отбросить из своих исследований, как сон или фантазию. Я ученый, хоть и на пенсии. Но скажу вам совершенно ответственно, все открытия начинаются с незначительных отклонений. Я бы провел пару экспериментов…
— Никаких экспериментов! Всё! Забыли об этом. И не вздумайте о своих гипотезах никому рассказывать! Мне ещё не хватало здесь сумасшедших учёных и жёлтой прессы.
— Зря вы так — обиделся Илья — я не сумасшедший. Я просто любопытный. Ты не можешь держать Ивану взаперти до конца жизни. Все равно она рано или поздно проявит свои способности на людях. И лучше, если в этот момент рядом с ней будет близкий человек, который сможет ее защитить от дурного глаза.
— Такой человек у нее уже есть, — уверенно заявила Соня, — этот человек — я.
— Ну-ну, не надо так нервничать, я же свой человек. Давайте поговорим обо всем спокойно. Те обстоятельства, в которых вы оказались, не просто так сложились. Тут нужно копнуть глубже. — Сказал примирительно Илья и подумал: «А ведь о способностях Иваны могли прознать раньше, чем она их проявила. Может быть ее отец — болгарин — был из экстрасенсов. Наверное, эта способность передается по наследству. Кто-то узнал, что у него есть дочь и решил вырастить из нее вундеркинда в шпионских целях или, еще хуже, забрать для опытов»…
— И ты поступила тогда правильно. Пока человек за себя не в ответе, кто-то должен его оберегать, — уверенно закончил свою мысль Илья, он сделал многозначительное ударение на слове «тогда».
Соня поняла намек и благодарно моргнула. Одобрение ее неоднозначного поступка, из-за которого она столько лет мучилась угрызениями совести, для нее очень много значило.
В это время Ивана думала о Хане: «Он остался в чужой стране, не зная ее языка и традиций. Что его ждет? У Ту, то есть Бориса, есть брат, Сашок, который ему сможет как-нибудь помочь, когда они помирятся, а у Хана нет никого в Китае. Он, наверное, как когда-то Ту будет жить при храме. Может быть, он даже возьмет себе его имя. А может быть, так все и случилось. Он осознал, какое ужасное преступление готовил вместе со своей родственницей, и понял, что был не прав. Он раскаялся и решил посвятить свою жизнь добрым делам. И первым было — возвращение настоящего Бориса на родину, семье, маме с папой. А сам он сделался монахом и помогает страждущим. В Китае их много, этих страждущих. Может быть, он станет таким же как… мать Тереза. Только его будут называть отец… Как же его настоящее имя? Он его не помнит. Бедный. Но он возьмет себе новое, святое имя, например, имя Ту и будет называться „отец Ту“ или „отец Хан“».
— Он — молодец, — заключила свои размышления Ивана.
— Так поступают настоящие мужчины, — поддакнул Илья, полагая, что Ивана имеет в виду поведение Ту-Бориса, — У каждого свой путь, своя судьба и не надо мешать людям своей непрошенной заботой. Излишняя забота — это погибель для индивидуальности. Не жалейте, не стелите соломку. Никто из спасенных за нее спасибо не скажет, потому что никто не будет знать другого будущего. Не бери на себя обязанность — спасать от судьбы — эта работа не благодарная.
— Да, и мне становится все сложнее справляться со своими обязательствами, — вздохнула Соня и многозначительно скосила глаза в сторону племянницы, — Годы идут. Уверенности в том, что я совершаю добро, все меньше. А что будет дальше? Старость? Осуждение и раскаяние?