На крыльце собралась небольшая толпа, состоящая из только что покинувших здание студентов и студенток. Ивана пока еще не успела познакомиться со всеми.
— Кто такой Хан? — спросила она, перебегая взглядом от одного парня, находящегося на крыльце, к другому.
— Смотри, да узришь своего повелителя! — воскликнул Мулат патетично возведя руки к небу, а потом просто добавил. — Кто выглядит круче всех и плюет на всех с большой башни. У него все это говно на лице написано.
Понятнее Мулат объяснить не мог. Ивана увидела его среди множества лиц. Узкий разрез глаз с чуть припухшими веками, строгие скулы на продолговатом лице и желтовато-смуглая кожа указывали на его восточные корни. Он смотрел, чуть наклонив голову вперед, словно старался проникнуть взглядом в ее душу. У него был вид человека, знающего что-то важное, что она тоже должна была знать, но по какому-то недоразумению забыла.
— Ой, и правда, написано, — сказала Ивана, улыбка сползла с ее лица.
— Не боись, — успокоил ее Мулат, — У Хана, кроме тебя, есть на кого и что класть. Ты для него слишком ма-аленькая.
— О-о-о, ей стоит бояться, — хохотнул Хохмач, потом понизил голос до зловещего шепота, — Я слышал, он связан с местной мафией. У меня друган в одной шайке шестеркой бегает. Так он говорит, что видел его в обществе бо-ольших авторитетов и те жали ему руку, как ровне. Эта шайка занимается как раз такими маленькими…
— У него черный пояс, первый дан. Я видел, как он кладет противников пачками. А бандюки силу уважают, вот и руки жмут, — возразил Мулат.
— Когда это ты видел? Где? — спросил Лохматый, насмешливо щурясь.
— Ну, не сам лично… Слышал… в туалете.
— А я слышал от верных людей, что он в подпольных боях участвует, на нем бандюки во-от такие «бабки» заколачивают.
Лохматый широко развел руки, показывая количество «бабок».
— Хватит, — взмолилась Ивана, — Я не хочу знать, о чем вы, мальчишки, в туалетах разговариваете. Догадываюсь и поэтому не хочу. Скорее пойдемте куда-нибудь отсюда. Не надо, чтобы этот Хан в меня «втюривался». Я не хочу.
— Все, уже позняк метаться, он идет сюда, — констатировал Мулат, — Нам теперь, что? Убегать от него? Вот смеху будет! Просто пошли его на хрен, если будет приставать.
— Как идет?! Сюда? Прямо сюда? Точно сюда?
Девушке стало неуютно, будто вот-вот с ней должна была произойти неловкость.
— Тогда я одна побежала. Если спросит обо мне, скажите ему, что я очень и очень маленькая. Очень, понимаете? Вот такусенькая.
Девушка показала размер между указательным и большим пальцами, а потом рванулась с места что было силы, при этом подумала, что сейчас тренер по биатлону похвалил бы ее за скорость.
— Эй! Чего это она, правда, испугалась? — Лохматый громко пошкрябал пятерней за ухом.
Парни проводили глазами проходящего мимо Хана. Он скользнул по ним равнодушным взглядом.
— Ты видел глаза этого мачо? Он же ее раздевал при всем честном народе. Вот она и застеснялась. — невесело усмехнулся Хохмач, — Хотя чего ей стесняться. Одежда ее красит не больше, чем ее отсутствие.
Сказал и сам поморщился — шутка получилась недоброй, с пошлинкой.
— Ревнуешь чтоль? — сказал Мулат с легкой издевкой.
— Не больше, чем ты — отпарировал Хохмач и попал в самую точку.
Мулат действительно ревновал. Но не Ивану, а к возможности, которой обладал Хан, чтобы соблазнить любую женщину. Мулат хотел бы так же легко впрыгивать в собственную машину на глазах у самых привлекательных студенток старших курсов и чувствовать спиной их томные взгляды. Но… сейчас он мог довольствоваться только наивным восхищением глупышки Иваны.
Свою кличку Мулат получил за свою экзотическую внешность — это был невысокий смуглокожий парень с расхлябанной походкой и движениями «под репера». На самом деле, никаких негров в его роду не было ни по материнской, ни по отцовской линии. В его жилах бурлила цыганская кровь. В оседлой жизни, к которой приговорен горожанин, его темперамент находил выход в экзальтированных поступках, нарушающих общественный порядок. Он катался по железной дороге на крышах вагонов, уплывал в рейс, спрятавшись в трюме, уезжал с перегонщиками в кузове японок. Его ловили, возвращали домой. Однако в «плохую компанию» не попал, по причине своей несобранности и чувствительности. Он жалел мать, которая очень переживала о будущем сына. Каждый его проступок и последующий привод в участок заканчивался слезами матери и его покаянным «я больше не буду». Его щуплость не была болезненной, но роскошными бицепсами он похвастаться не мог, не тянуло его к спорту. Сверстницы не особенно жаловали Мулата своим вниманием, тем не менее, его огромные черные глаза с длинными густыми ресницами и роскошные кудри снискали ему благосклонность среди дам более зрелого возраста. О своих любовных похождениях Мулат намекал всегда очень прозрачно, с небрежностью пресыщенного донжуана, но непременно намекал, как только получался удачный момент. Секс и половые отношения его очень сильно интересовали. Но только не в отношении Иваны. К ней он испытывал братские чувства.