Выбрать главу

5

Когда он пришёл в себя, ему назначили курс физиотерапии, провели тесты умственных способностей и моторных навыков. Всю эту чушь, что полагается в таких случаях. Тесты Роршаха, словесные ассоциации ‒ этот тест он провалил, так как не мог разговаривать, хотя, по словам врачей, должен был ‒ и даже детские тесты, вроде засовывания кубиков в отверстия.

Он чувствовал тяжесть в голове. Возможно, причиной тому был человечек, поселившийся там, или же металлическая пластинка, которую туда засунули врачи. С ним сюсюкали, будто с младенцем или собачкой. Врачи протягивали ему указательный палец и говорили, чтобы он сжал его как можно сильнее. Он был обессилен. Его заставляли подбрасывать и ловить тяжёлый резиновый мяч. Иногда он делал всё, что просили, а иногда просто смотрел на всех этих врачей и думал: «Вы чокнутые сукины дети».

Его помещали в детский бассейн, и маленькие симпатичные девочки в купальниках помогали ему плыть и поддерживали при ходьбе. Эрекция, наконец, исчезла, спасибо хоть на этом. Ну и стыд…

Иногда маленький человечек сидел у него в голове, а иногда он куда-то исчезал. Он появлялся то где-то далеко за пределами его головы, то глубоко внутри. Крайер просыпался от ярких снов, иногда даже в слезах, часто обнаруживая, что проспал не один день.

Врачи говорили, что у него кататонический синдром. Что его рациональное мышление так повредилось в результате травмы или трагических событий, что он никогда не придёт в норму. Что у него умственные способности пятилетнего ребёнка.

С ним больше не разговаривали, говорили только друг с другом в его присутствии. Медсёстры перестали сюсюкать и начали жаловаться на своих мужей и неблагодарных детей. Они не могли сдержаться и выливали на него все свои ежедневные проблемы, плакались ему в жилетку, зная, что он их выслушает, но никому не расскажет их секреты.

Они стали грубее обращаться с ним, когда меняли ему постельное бельё. Бросали мячи с силой, будто хотели сделать ему больно.

А копы думали, что он притворяется.

Они говорили, что это он замочил свою семейку. Что кровавые отпечатки его рук на ковре возле мёртвой дочери доказывают, что он виновен. Что рвота на ковре ‒ это тоже доказательство его вины. Что раз он был весь покрыт кровью жены, значит, он и был убийцей. Они хотели, чтобы он признался. Говорили, что жена перед смертью защищалась, поэтому и ударила его ножом.

Сначала его допрашивали по схеме «хороший коп ‒ плохой коп». Потом хороший коп тоже превратился в плохого, и они уже вдвоём «обрабатывали» его, пока никто не видел. Он чувствовал странную боль, где-то далеко от него. И их кулаки были здесь ни при чём. Боль была где-то высоко, мучения оставались за пределами его тела, даже когда копы били его в живот.

Они ломали ему мизинцы, а он не издавал ни звука.

6

У одной медсестры средних лет был чертовски странный фетиш: она возбуждалась только от вида пациентов, которые были в коме или потеряли рассудок. Она была явно чокнутая, даже маленький человечек внутри черепа Крайера так считал.

Она называла Крайера своим папочкой. Стягивала с него штаны, а с себя трусики и садилась на него сверху. Всё время повторяла при этом: папочка, о, папочка!..

Стоит задуматься, как же сильно некоторым не хватает родительской ласки.

Она продолжала ошиваться вокруг него. Эрекция у него исчезла, и вроде бы всё должно было прекратиться. Но она всё же находила способы удовлетворить себя.

Бинты постепенно исчезали, как и его лишние килограммы. Живот сначала уменьшился вдвое, а затем и вовсе исчез.

Его переводили из одного крыла больницы в другое, отправили сначала в частную, а потом в государственную клинику.

Его осматривали многие доктора. Они делали записи в карточках и уходили.

Крайер сжимал твёрдые резиновые мячи. Сосредоточившись на одной-единственной задаче, как маньяк, он сжимал мячи. Час за часом, день за днём, на протяжении долгих месяцев. Он даже не замечал, что уделяет этому почти всё время, в его сознании была лишь пустота, какие-то переливы цвета, лёгкие колебания и перемена форм.

Мышцы его рук стали огромными и плотными. В конце концов, ему хватило сил, чтобы схватить маленького засранца, застрявшего у него в голове, вырвать его оттуда и бросить на пол.

Маленький засранец посмотрел на Крайера и почему-то ‒ наверно, почувствовав себя на свободе, ‒ заговорил.

Лёжа на полу и умирая, он сказал: «Са Кок».

7

Крайером его назвал один коп-самоубийца, который, выехав по срочному вызову, по неосторожности застрелил беременную женщину, после чего пытался повеситься.

Было проведено служебное расследование, в результате которого копа ‒ он называл себя офицером Блиссом ‒ оправдали, несмотря на то, что в тот день он выпил пару бутылок пива.

Его напарник ‒ и по совместительству начальник ‒ скрыл этот факт. А вот Блисс, от которого никто не ожидал такой глубины эмоциональных переживаний, так и не смог себя простить.

Пять месяцев он сидел на антидепрессантах, а потом решил, что проще будет засунуть себе ствол поглубже в горло и выйти из игры тем способом, которым в своё время воспользовались многие ветераны. Но оказалось, что он не в состоянии спустить курок. Он даже не мог заставить себя притронуться к служебному оружию. Он больше не мог держать в руках оружие, а значит, коп из него был уже никакой, да и мужчина, как он думал, тоже.

Повинуясь мимолётному порыву, он попытался повеситься в шкафу, рядом с ночной рубашкой жены. На этой рубашке были вырезы для сосков; последний раз жена надевала её, когда они только поженились, и с тех пор ночнушка так и висела в шкафу как постоянное напоминание о том, чего у них больше нет.

Полчаса спустя его обнаружила десятилетняя дочь, которая принялась делать отцу искусственное дыхание, как их учили в школе на основах безопасности. Футбольное поле, на котором дети, забинтованные тряпками с красной краской, стонут и кричат, притворяясь жертвами теракта, а его дочь давит им ладонями на грудную кость и практикует дыхание рот в рот с симпатичными мальчиками.

Она была уже достаточно взрослой, и даже однажды искала в интернете, что такое «сексуальная асфиксия»: случайно наткнулась на фильм для взрослых, пока родители спали.

Офицер Блисс видел, как она сидит в темноте перед 27-дюймовым экраном, а в её очках скачут отражения. Тогда он не стал заострять на этом внимания, но теперь, оглядываясь назад, он понимал: наверно, его дочь подумала, будто папочка-извращенец просто неудачно проделал такую процедуру у себя в шкафу. Он не знал, что смущает его больше: это, или тот факт, что он пытался убить себя.

Обо всём этом Крайер узнал, сидя целыми днями в кресле-качалке и ничего не делая, если не считать упражнений с резиновыми мячами и наблюдений за мексинанцами-нелегалами, которые подстригали газон, время от времени заводили дробилку и содержали территорию в безупречном виде.

В тот момент они сгребали опавшие листья, перекрикиваясь по-испански, и вряд ли получали за эту работу больше пяти баксов в час. «Директор больницы прикарманивает выделенные из бюджета деньги, чтобы содержать любовницу ‒ одну из медсестёр», сказал Крайеру Блисс. «Ту, у которой задница потолще».