Однако ее не было. Их не было.
Подумав, что просчитался, не заметил, принц снова мысленно пересчитал всех, кто присутствовал за овальным столом. Место справа пустовало. Халмашури было всего лишь одиннадцать.
Есьнь недовольно посмотрел на Йоханна, обращая его внимание на то, что говорил совет, однако тот, кажется, ушел настолько глубоко в себя, что генералу пришлось разбираться с ситуацией самостоятельно, хотя ему было строго запрещено вмешиваться. И королем Адала и самой главой совета. Помня эту старую сварливую женщину, с которой его свела судьба очень много лет назад словно бы в назидание несмышленому молодому рыцарю, он сам никогда бы не заговорил с ней.
– Вази, пожалуйста, будьте благоразумны. Этот план принесет выгоду обоим государством.
Глава вскинула голову, привставая с места. Ее тяжелое дыхание говорило о несдерживаемом гневе. Есьнь назвал ее по имени. Имени, от которого она отреклась слишком давно, чтобы сейчас отвечать мольбам человека, который слишком давно принял свою сторону. Который стал для нее совершенно чужим.
– Убирайтесь, генерал, наше решение окончательно. И если кронпринц не желает сделать все еще хуже, – она сделала выразительную паузу, прежде чем продолжить. – У нас был договор: не вмешиваться во внешние и внутренние дела государств друг друга, однако… стоит ли сохранять нейтралитет, если затрагиваются уже личные интересы каждого?
Йоханн понял, что эти слова были адресованы именно ему. Однако и сам Есьнь понял их по-своему.
– Прошу прощения за неподобающее поведение генерала и мое собственное. Я надеюсь, что случившееся не нанесет ущерба уже существующим отношениям между Випадой и Ноль? – Йоханн сам еле понимал, что говорил. Все, что он мог сейчас, собрать в кулак остаток сил и как следует попрощаться с Халмашури, чтобы не нанести еще больше вреда.
– Время покажет. Великая богиня Лдаир видит все. Она донесет с ветром свою волю, кронпринц, – ответила глава, не скрывая своего презрения.
Генерал еле поспевал за Йоханном. В глазах кронпринца стояли злые слезы, кулаки чесались нестерпимо настолько, что окажись перед ним случайный прохожий, он бы забил его до смерти. Разбил бы нос, сломал челюсть и ребра, вызвав разрыв легких, на его лице и теле не осталось бы ни одного живого места.
– Я ничтожество, – вот и все, что осталось в нем теперь. – Есьнь, если отец узнает – что будет?
– Если? – отвечал генерал, все еще уверенный, что вопрос относился к ситуации с портами. – Вы хотели сказать – когда? Он узнает быстрее, чем мы доберемся до Випады. Будьте уверены – нет ничего быстрее имперской почты.
– Как поступит отец? – наконец остановившись, бесцветным голосом повторил Йоханн свой вопрос. Ответ уже давно был известен, но он должен был услышать это от кого-то еще, чтобы потерять последнюю надежду. Обернув бледное лицо к Есьню, он наткнулся на практически заботливый взгляд.
– Король Адала суров, но вы его единственный сын. И пока вы живы, он никогда не откажется от вас и не лишит вас права на трон. Все еще можно исправить.
«Я опорочил мшаури. Стоит отцу узнать об этом… нет, если только Халмашури вдруг объявят войну Випаде – мне конец. Нам всем конец. И все из-за меня».
Йоханн был всегда излишне мягок, когда дело касалось собственных поступков, которые снова и снова не получали одобрение близких, советников. И первому человеку, который поддержал его, он отплатил… чем? Йоханн понятия не имел, как поступит совет с некогда одной из них – убьют? изгонят? Пожалуй, он видел эти два исхода и для себя. Поэтому следующие десять дней, сопровождаемые попутными ветрами, принц хотел скинуться в море и забыть обо всем, что он делал до сих пор. Забыть и потерять себя.
†††
– Слабак, – это первое, что слышит от отца Йоханн. Он практически не смотрит на него, стоит прямо, потупив взгляд.
За последний месяц замок стал еще более пустым, но взгляд короля стал все больше наполнен презрением.
– Они слишком твердо решили, что перенос их порта будет невыгоден и опасен.
– Твоя задача была в том, чтобы доказать им обратное. А ты что сделал? Ничего, – отчеканил Адала, проводя ладонью по темной окладистой бороде. – Я не могу тебя лишить титула, но и больше дела позволить решать не могу.
– Я не совсем безнадежен, отец, – принц поднял голову, смотря, как круглые глаза отца сощуриваются и цепляются за его собственный взгляд.