Бэйла сама воспитывала своих детей, ни у одного из них не было кормилицы или няни до трехлетнего возраста. Она обучала их простым вещам, учила независимости и показывала аристократии, что только так можно добиться идиллии в семье: такой, что была разве что в крестьянских семьях. Лукрецу все не покидало ощущение, что эта ее демонстрация любви порой становилась лишь еще одной формой власти: над двором, родами, войском – и собственной семьей. Лукреца была первой, но не самой любимой дочерью: когда она родилась, Бэйла и сама была очень молода, и казалось, что они соперничали друг с другом – мать и дочь, за внимание двора, отца, даже друг друга. Была ли причина в том, что Лукреца больше всех детей была похожа на мать, или в том, что сама Бэйла на самом деле не была настолько хорошей матерью, какой хотела показаться, но Лукреце всегда казалось, что мать не любит ее. По крайней мере, не слишком сильно. И тогда она сама перестала любить ее. Перестала привязываться и всю любовь, что скопилась в ней за несколько лет, она начала дарить младшей сестре. Которую у нее отняла ее собственная мать.
И Бэйла и Лукреца страдали без младшей дочери и сестры, и выплескивали эти эмоции друг на друга, тихо и незаметно даже для снующих туда-сюда слуг.
Встав у двери, Лукреца тяжело вздохнула, после чего вошла.
Мама стояла у открытого окна в лучах морозного солнца: сегодняшнее утро благоволило им, однако, как ни была прекрасна Бэйла, подставляющая теплым лучам свое лицо, Лукреца видела, насколько та напряжена.
Королева не обернулась на звук открывающейся двери. Она лишь подняла руку, в которой была зажата бумага, и спросила:
– Что это?
– Очевидно, это письмо? – не пытаясь скрыть недоумение в голосе, предположила принцесса, подходя ближе.
– Я думала, что мы договорились с тобой?
– О чем ты, мама?
– Когда ты отказывалась от замужества, я никогда не порицала тебя. И никогда не настаивала на том, чтобы ты встречалась с мужчинами.
– Мама, что в этом письме? – нахмурившись, она поравнялась с Бэйлой и попыталась забрать бумагу у нее из рук.
– Ты делала все, что хотела в этой семье. Я не запрещала тебе учиться, не запрещала ездить, куда захочешь…
– Ты знаешь, что я ненавижу и учения, и путешествия.
– И все же, – прервала ее Бэйла, – во время последнего твоего побега, – она все путешествия без предупреждения считала побегом, – ты успела нажить нам неприятностей.
– Мама, дай мне письмо, – Лукреца уже поняла, что это было то самое последнее послание, которое должно было ее успокоить или же начать искать новые способы приглядывать в Маилисе за сестрой.
Бэйла на секунду замолчала и, не отрывая злого взгляда от дочери, протянула ей письмо. Ее руки дрожали – это было первое, что Лукреца увидела. После – то, как намокла бумага, а чернила немного потекли в нескольких местах.
Как она и предполагала – это было письмо от Рогира: он сообщал, что стал рыцарем, что вошел в королевскую гвардию и даже отвоевал право быть одним из стражников новой королевы. Последние слова успокоили ее: «ваша сестра в порядке, ей оказан лучший прием, а отец практически не прикасается к ней, я обещаю, что буду защищать ее ценой своей жизни».
– Что не так в этом письме, мама? Я сделала так, чтобы мы могли хотя бы так быть рядом с Адеей.
– Ты привела нас на грань! – Бэйла редко повышала голос, но, задыхаясь от наплыва эмоций, не могла сдерживать себя. – Мы можем потерять всякое доверие короля Руста и поддержку его армии. А главное – если он узнает о том, что среди его людей есть шпион – и более того, что это его собственный сын… он убьет и его, и Адею.
Лукреца холодела с каждым словом Бэйлы. Она была уверена, что так будет лучше, что иметь человека – может, не завоевавшего доверия, но все же знакомого ей, рядом с сестрой, успокоит и ее, и всю семью. Что это может хоть немного гарантировать безопасность их семьи.