Йоханн бросил на нее расслабленный взгляд.
– Это все ты.
– Тогда меняем положение, у меня ноги дрожат.
Она упала на кровать, тяжело дыша:
– Но сначала… помилуй Логас?
Йоханн нахмурился, резким движением нависая над женщиной. Даже такая покорная, она имела над ним больше власти, чем кто бы то ни было.
– Она ведьма, это против воли Фаррума, – Бэйла обхватила ногами его талию.
– Но у тебя ведь есть Гослин, – длинный стон разнесся по всей комнате, особо сильно задевая натянутого как струна мужчину. – Х-хан, п-постой.
– Гослин – мой сын, – отрезал он, целуя ее в подбородок.
– А у мен- ах! нет дочери не от тебя, Хан, быстрее.
Мужчина не спешил, наблюдая как мучается Бэйла и как леденеет ее голос:
– Йоханн, святые гольды, если ты сейчас же не начнешь двигаться или не ответишь, я уйду из комнаты в таком виде и…
– Хорошо. Мы не казним ее. И даже позволим остаться в замке. Но она будет на полном, – Йоханн качнул бедрами, ощущая, как сладкая дрожь пробежала по позвоночнику, – абсолютном твоем попечении.
– Отлич-но, – зашипела Бэйла после особо резкого толчка. – Эласте, мон импре[2].
За закрытой дверью королевских покоев всегда пахло белым мускусом. Но любимым ароматом короля Йоханна на веки останется запах кожи Бэйлы, уроженки государства объединенный Ноль и королевы Випады.
†††
Порой его погружало в странное подобие паники, когда, устав от постоянного потока голосов людей в замке, он терялся и не хотел ни с кем контактировать. Назвать это чувство одним из своих любимых он не мог, но, сроднившись за столько лет, без него ощущал странную пустоту. Лаборатория была местом спокойствия, благодатного умиротворения, где самым громким звуком было бурление жидкостей в пробирках. Смотреть на то, как выпаривается жидкость с обработанного стекла, и на нем остаются только кристаллы никелевой соли, – вот что Гослин называл блаженством. Зеленые. Совсем как у той девчонки, что он встретил в темнице.
Впервые он растерялся, когда столкнулся взглядом с другим человеком. И этим кем-то стала чужестранка. Девушка. Невообразимо: оказывается, не одна только суета и неродная семья могли становится для него триггером.
Скрипнула дверь, и мужчина про себя несколько раз произнес с десяток нелестных слов о самом себе. Закрывать защелку или хотя бы поворачивать ключ – разве это такая сложная задача? Произошедшее за последние пару дней: возвращение Дизы, прибытие еще одной ведьмы, отданной под суд, все более навязчивое поведение Адеи – этого было слишком много, чтобы можно было справиться любящему прятаться в укромных уголках замка Гослина.
– Ты закрылся в своей лаборатории, как крыса, Гослин, – и почему-то каждый раз, когда на него находила эта паника, рядом обязательно оказывался Илия.
Его младший сводный брат стоял в проходе, вальяжно облокотившись о стену, и стрелял в него заискивающие взгляды. Кокетство, которое странным образом приклеилось к его образу, буквально расцветало при каждом их разговоре все больше. Гослин не мог это объяснить, но это совершенно не раздражало, скорее успокаивало. Илия всегда был вовремя, знал он это или нет, но это подкупало. Разумеется, Гослин не собирается ему в этом признаваться.
– А вы как всегда вовремя, Ваше Высочество, – ответил он равнодушным голосом и затушил горелку. В лаборатории пахло горячим плавленым металлом, раскаленным стеклом и полынью. Горько настолько, что, стоило только слегка коснуться щеки кончиком языка, его начинало щипать и жечь. Неосторожно схватив пробирку, Гослин зашипел от неприятной пусть и легкой боли в пальцах. Илия подскочил к нему, взволнованно осматривая поврежденную руку.
– Ты в порядке?
Мужчина кивнул и аккуратно отнял руку от чужих ладоней.
– Не переживайте, Ваше Высочество. Я всего лишь обжегся.
– Какой ты, а? Ты в курсе, что старше меня? – недовольно нахмурился Илия, тряхнув пшеничными волосами. Совсем как у мамы. Гослин моргнул, отгоняя от себя ее образ. Она мертва, не стоит вспоминать то, что было так давно.