За день до помолвки Игнид принесла сразу все, что было пошито. Сначала, по настоянию портнихи, было решено примерить платье на завтрашний бал. Логас в жизни не видела ничего столь вычурного. Возможно, даже на все сто процентов истинно-негативно вычурного. Даже для Логас, привыкшей к тонкой работе женщин своего племени, которые на руках шили одежду каждому человеку, это платье – да и все остальное, не стоило скрывать, – были чересчур. Девушка могла сказать, что бальный наряд был прекрасен: вышитый настоящими белыми лепестками цветов корсет, атласные белые ленты, голубые сапфиры, топазы, аквамарины и алмазы, которыми был усыпан подол струящегося пышного платья причиняли ей почти физическую боль. Королева попросила сделать его как можно легче, но и в этом случае оно весило не меньше пяти килограмм, а то и больше. Корсет затягивали немыслимо – и все эти погибшие цветы, чьи лепестки завянут уже к следующему вечеру и сделают платье непригодным к дальнейшей носке – все зазря. Жертвы, которые созданы лишь для услады глаз.
К счастью для самой Логас, остальные платья были максимально простыми – не однотонные и не такие легкие, как она привыкла, но без лишних украшений. Это заставило ее облегченно выдохнуть и сдавленно поблагодарить Ингрид за ее работу.
Сольвейг настояла на том, чтобы в первый день выхода после болезни она оделась потеплее: кожаные сапоги, меховая накидка, самое плотное парчовое платье – все коричнево-красных оттенков, которые совершенно не подходили Логас. Яркие, привлекающие внимание – в них было неуютно, но стоило выйти из замка, как все недовольства улетучились. Логас не ощущала такого холода в племени никогда. Погода была неподвластна шаману Солу и другим главам в прошлом, но в благодарность за верную службу природа никогда не заставляла своих детей страдать. Разбушевавшись от ярости на людей, в Випаде погода вела себя совершенно иначе: Геймридж уже начался, как и предупреждали ее Гослин и Бэйла, и он был суров.
– Почему ветер такой сильный? И почему снег так хаотично бросается в глаза? – недоуменно спросила горничную Логас. Та, закутавшись в какую-то сомнительного вида накидку, стучала зубами:
– В самом начале всегда так, моя леди. Не переживайте, всего через несколько месяцев все закончится.
– Месяцев? И сколько же?
– Всегда по-разному. Восемь, десять? Обычно не больше десяти месяцев. Таков уж климат, моя леди. Вы достаточно любопытны, моя леди, – улыбнулась Сольвейг, повторяя обращение. Логас раздраженно дернула плечом: сколько бы она ни просила не называть ее так, девушка не унималась и продолжала. Возможно, ей нравилось дразнить ее, или она просто была излишне исполнительной. – Пойдемте скорее к водопаду, над ним возвышается скала, и, великий Фаррум, быть может, ветер до нас не доберется.
Они добрались достаточно быстро, но непогода к тому времени и правда поутихла. Логас продолжала ощущать недовольство природы, которое только усилилось, когда они оказались у подножья. Водопад не просто шумел: на языке Уппсала он говорил с людьми, но лишь Логас могла понимать его. Позабытый, растерянный и одинокий – он кричал о помощи, а когда устал кричать, то предался забвению и только тоскливо выл в ожидании конца своей жизни.
– Сольвейг, ты не могла бы найти мне пару красивых камней? Они не должны быть какими-то идеальными, выбери те, что приглянутся тебе, хорошо?
Горничная поклонилась и отошла на пару шагов назад: скалистая земля над огромным необъятным водяным великаном была усыпана светящимися камешками, названия которым невозможно было бы придумать – излучающие прекрасное сияние, они маленькими солнцами украшали неплодородные места.
Логас присела на колени, впустила густой морозный воздух в легкие и опустила руку, касаясь бурного водяного потока. Первое, что она почувствовала – людской страх. Водопад был нечто восхитительным и опасным в одно и то же время. Они приходили, чтобы понаблюдать за движением воды, но всегда держались чуть дальше, чтобы случайно не оказаться на дне. Водопад брал свое начало их подземных источников – они были основным источником воды в королевстве, но одинокий и брошенный великан, в честь которого водное государство получило свое название, никогда не использовался людьми.
Он пел песню, своим громким дыханием закончившейся истерики, но еще тяжелым выдавал фальшивые ноты, ранящие сердце Логас без ножа. Скалы – защитный панцирь, стена нерушимая, чтобы хоть так укрыть бесконечную его боль. Девушка не боялась историй, которые водопад мог ей поведать, но он молчал, впавший в забвение – худшее состояние несмерти, когда ты вынужден подчиняться законам природы, которая создала тебя и твою форму. Ей неведомы были века проведенные великаном тогда, когда он еще лелеял надежду, что в его водах еще будут плавать никсы и рольды[1], что баку[2] продолжат подходить к его исполиновым котлам, чтобы напиться, а после катать на своих могучих спинах нимф. Это были лишь легенды, но Логас всегда верила в то, что Уппсала существовала несколько тысячелетий назад, что нечто заставило ее разрушится и после пасть под жадностью людей и их жаждой жизни.