Милой честно призналась Королю в своей беременности спустя несколько месяцев. Ее выдающийся живот из-под легкого платья из простой дешевой ткани уже невозможно было скрыть. Она стояла, опустив голову, и теребила подол тонкими пальцами, пока Руст хищным взглядом осматривал ее тело. Он никогда не пользовался одной и той же льеккой дважды, но эта девушка обещала подарить ему сына. Она плакала от счастья, когда Руст выделил ей отдельные покои, слуг и миролюбиво позволил пользоваться всем, что она захочет, в замке, если она вырастит ему достойного наследника. Гост боялся каждый божий день – пока ее живот не стал таким огромным, что Милой с трудом справлялась с самостоятельной ходьбой, – что однажды Король заставит его подготовить девушку к его играм. Но Руст действительно не коснулся ее ни разу – ни во время беременности, ни после рождения сына.
Гост проводил вместе с девушкой гораздо больше времени, чем с Королем. Вряд ли тот догадывался о причинах – иначе казнил бы его еще тогда, шестнадцать лет назад. Период беременности Милой совпал с самым спокойным зейном, а также временем полного затишья во внутренней политике. Руст в ожидании рождения сына казался практически нормальным человеком: вызов льекк сократился до одного раза в неделю, а после – в десять дней. А Милой самостоятельно шила будущему сыну костюмы, вышивала на одеяльцах тайный знак, – Гост сидел в ее покоях с пустой головой и слушал тихий голос, повествующий о различных легендах о рождении драконов, о тайных храмах, о белоснежных колоннах и статуях, где растут невиданные растения и животные беззаботно резвятся с младенцами – благословенными сыновьями и дочерями Ола, Фаррума, Лдаир, Бэке и Эймир. Он засыпал у ее постели, когда девушке снились кошмары, она лихорадочно шептала мольбы:
– Спаси моего сына, позволь ему дышать, позволь ему жить.
И целовал ее в лоб, взмокший и горячий, как находившееся в сумятице его собственное сердце. Милой была прекрасна. Когда спала, когда просто сидела у окна, когда улыбалась и когда просто сидела у горящего камина с книгой в руках, поглаживая налившийся живот. Гост ощущал движения Рогира, как она пинался и реагировал на голос матери и… его собственный.
– А вы ему нравитесь, Гост, – нежно объявила ему девушка одним вечером. В это мгновение для него перестало существовать все в мире, кроме нее.
Милой не была представлена женой Руста, но каждый в Маилисе отныне почитал ее, как свою Королеву – супругу благословленного самой природой повелителя, который одаривал своих подданных таким счастьем, какого не видели ни в одном государстве в мире.
Рождение Рогира ознаменовало начало второго зейта. Поговаривали, что это дурной знак. Он оказался дурным лишь для Милой. После рождения сына она зачахла, стала больна настолько, что практически не вставала с постели. Но она сама кормила Рогира, не подпуская к нему кормилиц и нянек, назначенных Гостом от имени Короля. Молодая мать рассказывала сыну все известные ей сказки и истории. Она учила его всему, что знала, – доблести, чести, вере в мир и любви к тем, кто заботится о нем. Кто-то мог бы назвать ее глупой женщиной, которая жертвовала будущим своего сына, потому что все то, что узнал от нее Рогир, едва ли могло помочь ему справиться с невыносимой жестокостью его отца. Но Милой не собиралась умирать до тех пор, пока ему не исполнится одиннадцать. Гост молил ее, стоя на коленях, принять помощь лекарей, знахарей, перестать нагружать себя долгими прогулками и разговорами, уроками с совсем еще несмышленым мальчишкой. Она была непреклонна и в конце третьего зейта, через несколько месяцев после пятого Дня рождения Рогира тихо умерла в своей постели. Ее тело было приказано сбросить в новую расщелину. Гост не присутствовал при этом: ему было велено отправиться на поиски пропавшей картины.