– Не бойся, мой мальчик, – Рогир вскочил на ноги, рукой опираясь о дерево, рядом с которым он сидел, и огляделся. Это был голос Милой, его матери. Но он не видел ее.
– Я здесь, мой милый, подойди, – ее голос был сладкий, точно такой же, что являлся ему в редких спокойных и наполненных тихой печалью снах.
– Мама? Я тут, мама, выйди ко мне, – руки его тряслись сильнее, чем когда она впервые взял в руки холодное оружие, обжегшее его детские нежные ладони.
– Сынок, я тут, в воде, смотри.
Рогир подошел ближе и опустился на колени. Это была она. Рябь воды и пар, поднимающийся над поверхностью озера, немного изменила черты лица, но он узнал их, потому что невозможно было стереть их из памяти. Она была так же молода и прекрасна, с белокурыми, воздушными волосами, которые она всегда держала распущенными. Рогир так любил их запах, обожал цепляться маленькими пальчиками и играть, еще ничего не понимая, но уже стараясь не причинять боль. Он так любил ее, как не любил никого в своей жизни. Улыбка Милой с сияющими зубами напоминала детскую – искренняя, заставляющая улыбаться в ответ совершенно неосознанно, и он улыбался.
– Мама, ты все это время была здесь? Почему ты не сказала мне? Почему не пришла и не отвела сюда, как делала раньше?
– Ты должен был сам отыскать меня. Почему ты никогда не приходил сюда? Я жду так много лет, замерзая в этом озере без тебя, мой сын, моя любовь.
– Чего ты хочешь? Я могу прийти к тебе, и мы будем всегда вместе, – полным несвойственной ему решительности голосом произнес Рогир. Мама сверкнула своими теплыми глазами и протянула ему свои руки. Ее кожа золотилась под толщей воды, и теперь он понимал значение названия озера.
– Мама, ты светишься золотом. Обними меня, мама.
Рогир рухнул в объятья огненных вод, погружаясь с головой. Тело матери было чуть склизким, но теплым, ее лицо постепенно исчезало, но он этого не видел. Закрыв глаза, он перестал дышать, думая лишь о том, как скучал по ее нежным рукам, по голосу и всему, что наполняло его жизнь смыслом. Рогир не понимал, как у него могли отнять мать, он не знал даже, кто был виновен в этом, кому следовало мстить. Хотя это уже было неважно. Мама обняла его за шею, сдавив чуть сильнее положенного. Неприятное ощущение растеклось по всему телу, электрический заряд пронзил его, заставив раскрыть глаза, но вокруг была только темнота и движущиеся глубоко под ним золотистые водоросли, похожие на щупальца, с пульсирующими присосками, обвили все его тело, как лиана пуэрария во сне. Рогир попытался всплыть, поменять положение, но не смог. Водоросль тянула его вниз, на глубину, крепко присосавшись к его коже. Он ругал себя:
«Отец был прав, я слабый и никчемный. Я повелся на уловки природы, о которых столько рассказывала мне мама. Я не способен защитить себя, как я собирался мстить за ее смерть?»
Всполохи молний возникли со всех сторон, разрезая водоросли на кусочки. Они отпускали его одна за другой, но Рогир уже не чувствовал в себе силы сопротивляться. Воздух оставил место воде в легких. Что-то несло его с огромной скоростью наверх. Золотистое лицо матери, мелькнувшее за секунду до того, как он оказался на берегу, было все такое же улыбающееся. Рогир открыл глаза, выплевывая воду, которая оказалась внутри него, но несмотря на прикосновения, все еще оставившие след на его спине и губах, которые оставил некто вполне живой и настоящий, он не видел других людей у озера. Зашелестели кусты, но никто не вышел к нему. Он остался один, благодарный неизвестному за спасение своей жизни.
[1] Так называются сезоны в Маилисе, так как они ознаменуют не традиционные смену погоды, миграции птиц и засыпание и пробуждение природы, но изменения ландшафта, а также социальные изменения и связанные с этим проблемы.
[2] Здесь: жуткая насильственная смерть.
[3] Нецензурное универсальное слово для выражения сильной эмоции, вроде русского «блять».