– Ваш отец писал это, когда был совсем молод, Ваша милость, – увлекшись чтением дневника правителей Маилиса, Рогир не заметил, как к нему подошел Гост.
Мальчику тут же захотелось дернуть его за отросшую бороду. Главный истина[2] в королевстве был самым приятным из членов правительства. Он обладал властью в два раза меньше, чем Руст, но больше всех остальных, но и жестокости в нем было в десятки раз меньше, чем у отца. Гост приходил к нему раз в неделю, чтобы поговорить об успехах в учебе, и еще раз, дополнительно, после наказаний от отца, чтобы обработать его раны. В ожидании его прихода Рогир порой даже легче выносил удары брильянтовыми кольцами[3], которые были высшей мерой и заменяли все прочие виды плетей и розг.
– Мне нравится то, что он пишет в этой книге, хотя он совсем не похож на того человека, который каждый раз говорит мне страшные вещи в Черной комнате, – еще Гост был единственным, с кем мальчик мог быть честным. Это подкупало гораздо больше даже всей той доброты и отеческой нежности, что он проявлял по отношению к принцу.
– Когда вы подрастете, Ваша милость, вы тоже будете думать и говорить совершенно иначе и другие вопросы будут занимать вашу голову.
– Мне уже одиннадцать лет, и с тех пор, как умерла мама, мою голову занимает всего один единственный вопрос, на который я так и не смог найти ответ.
– И что же это?
– Кто виновен в ее смерти, – совершенно серьезно произнес Рогир, закрывая книгу на двести двадцать пятой странице. Гост с грустью посмотрел на принца и потрепал по волосам.
– Иногда виновных нет, Ваша милость, и если вы ищете ответ, то однажды вы просто поймете это.
– И тогда стану думать о другом, да? – скептически хмыкнул мальчик.
– Вполне вероятно.
– Тогда о чем думал отец в моем возрасте?
– Не могу этого знать.
– Почему? Ты ведь уже взрослый и мудрый человек, тем более – истина, а быть самым главным в королевстве после отца…
– Но я все еще младше. Когда ваш отец делал свои записи в этой книге, я был того же возраста, что и вы, Ваша милость. И возраст, к сожалению, совершенно ничего не говорит о мудрости, которая способна ответить на все вопросы.
– Значит, ты тоже еще ищешь ответы?
– Как и все мы, Ваша милость.
Рогир обиженно надулся, но потом глаза его загорелись, и он спросил:
– А что значат слова отца о том, что он избавил Маилис от бедняков? Кто это такие?
– Бедняки – это люди, которые не имеют своего жилища, и порой голодают дни или недели, после чего умирают от голода или болезней, а иногда от того, что богачи казнят их для своего увеселения.
– Какой ужас!
В глазах ребенка, выросшего в замке, было сложно не увидеть полное изумление, которое бывает, когда ты представляешь страшную картину, которая в реальности оказывается во сто крат более жуткой и отвратительной.
– Значит, бывает что-то хуже наказаний от отца, да? – вопрос его звучал достаточно наивно, чтобы не показаться результатом долгих размышлений.
Гост не решился ответить однозначно. Сложно сравнивать боль и отчаяние целого класса людей, их обстоятельства и образ мыслей, которые позволяют смотреть на свое положение совершенно иначе, чем принц Рогир, который не знал любви отца, потерял мать, когда еще был ребенком, и регулярно подвергался самым жестоким избиениям, которые порой походили на те пытки, которые сам Гост неоднократно испытывал на преступниках. Это были те категории, которые сравнивать было опасно и глупо, а давать ответ, который был бы полным согласием или несогласием со словами Рогира, совершенно не отражал бы действительное положение вещей, поэтому мужчина промолчал, а мальчик, не решившийся повторить свой вопрос, встал из-за стола, взял книгу и положил ее на законное место. Отчего-то читать про благодеяния отца было неприятно. Пусть он делал много хорошего для королевства, сам Рогир был несчастен, а потому смотреть на отца и на короля Руста как на разных людей было невозможно для него. Возможно, он просто был слишком мал, чтобы понять, как действительно стоит относиться к нему. Этот ответ он продолжал искать до тех пор, пока Руст на совете правительства не заставил его отречься от притязаний на престол в день своего шестнадцатилетия. Рогир ни за что не хотел вспоминать тот день, который стал самым счастливым днем освобождения от побоев и самым ужасным днем, оторвавшем его от Госта навсегда.