– Мать. Альмей означает мать.
Илия была в недоумении: Есьнь подскочил так резво, невзирая на больные колени, с несвойственной старику скоростью поднялся на второй этаж. Его тяжелое хриплое дыхание слышалось сквозь толстые стены и потолок. До ушей Илии доходили шелест, топот и грохот падающих откуда-то предметов. С каждым глухим шагом старика с деревянного потолка сыпалась пыль и опилки. Илия чихнула и тоже встала из-за стола, собираясь уже подняться к Есьню, но села обратно, когда заметила, что тот уже спускается.
На испещренном морщинами лице сияла торжествующая улыбка.
– Альмей, – многозначительно сказал он Илии и подозвал девушку к столу.
Бумага в его руках была желтая, с расплывшимися серыми пятнами на словах и буквах. Она была вшита в твердую корку, словно в тонкие дощечки, на которых был вырезан огромный шар. Есьнь споро листал книгу крепкими пальцами, от страницы к странице проскальзывали разные изображения, буквы и незнакомые символы. Зацепившись взглядом за один из них, Илия резко схватила старика за запястье, призывая остановиться. Он придвинул книгу ближе к девушке и позволил посмотреть. На странице были изображены знак кричащей птицы, линии холма и заходящее солнце: редкие символы из песнопений шамана Сола.
«Предрекают смерть», – пролетело в мыслях. – «Здесь есть запись на древнем священном языке шаманов. Шаман Сол допускал, что во внешнем мире могли сохраниться упоминания, но все равно странно встретить нечто подобное так просто. Если наставник был прав и вне племени по-прежнему не приемлют магию и давно забыли наш язык – зачем в их письменах нужны песнопения древних заклинателей?»
– Ты узнала эти символы? – взгляд Илии говорил за нее. – Я так и знал. Мы сможем помочь тебе.
[1] Уважительное обращение к молодой девушке, используемое военными и аристократами.
[2] Выродок.
[3] Я не говорю на чужом языке.
[4] Где он?
[5]Что произошло? Он мертв?
[6] Но я же не могла его убить?
[7] Воин.
[8] Как мне вернуться, мама? Я здесь зачем-то, это ты видела во сне? Как?
Глава 3. Прикосновения
В доме была всего одна лавка для сна.
Довольно поздно, ближе к ночи, Есьнь вышел из дома, а вернулся уже с огромной обработанной медвежьей шкурой. Взглянув на нее, Илия удивленно вздохнула.
Для ее племени медведи были священными животными – владыками леса, духами сущего, Усолле. Убивать их для Илии было не просто греховным – это нечто за гранью понимания и принятия. Внутри поднялась такая буря эмоций, что кружки на столе заходили ходуном: использовать физическую оболочку богов для нее было невозможно, непозволительно, непостижимо.
«Должна ли я?» – пронеслось в голове, когда девушка протянула ладонь к меху, все еще находящемуся в руках старика. Илия сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, закрыла глаза и коснулась рукой темных ворсинок.
Уши заложило в ту же секунду. Животный надрывный рев оглушал, а ветер задувал в уши. Илия словно находилась в голове самого Усолле, видела его глазами мигающие на солнце то тут, то там лезвия орудий. Задние лапы сдавали: из правой торчало, казалось, с десяток стрел. Все тело охватывала невыносимая боль, Илия не чувствовала, но по ее щекам текли горячие слезы. Слышались и человеческие крики: говор был точно как у того мужчины, хотя за стуком сердца и пульсирующей болью практически ничего нельзя было разобрать. Страх, первобытный страх – вот что ощущало животное в эти мгновения. Илия не хотела смотреть на его смерть, не хотела и чувствовать, но не позволяла самой себе оторваться: именно Усолле страдал, не сама девушка; если он и другие боги отправили ее в этот для того была причина.
Илия не могла говорить и понимать людей внешнего мира. Однако ей был известен язык, что был универсалией, не имеющей ограничений. Чтобы понять, ей пришлось бы пробиться сквозь историю природы вокруг, ее боли и страданий.
Уже сейчас того, что она видела, было достаточно, чтобы понять: мать-природа в ярости, она готова мстить тем, кто уничтожает ее детей с такой жестокостью. Илия не хотела принимать в своем сердце ее боль и злость, но постепенно они поднимались у нее в груди. Усолле погибал долго и мучительно, а когда огромное копье вонзили ему в голову, Илия прочувствовала его смотреть как собственную.
Есьнь отбросил шкуру, засуетившись вокруг девушки: она беззвучно плакала, стоя на коленях и обнимая себя за плечи. Больше Илия ничего не помнила.
Утро настигло Илию в теплой постели: под спиной была твердая лавка, покрытая несколькими слоями толстых тканей, а ее тело укрывало огромное шерстяное одеяло, от которого исходил сладковатый травяной запах. Девушка открыла глаза: в окна било солнце, а по всей комнате гулял запах свежего хлеба.