Король не коснулся ее губ, не одарил ни единым поцелуем ее кожу, но когда он водил пальцами по ее бедрам, животу и груди, Адея сама того не понимая льнула к нему, все также не открывая глаз. В голове все еще сохранилось марево от выпитого напитка, губы высохли от частого дыхания. Казалось, прошла целая вечность от одной только ночи, когда руки Руста обхватили тонкие бедра, резко прижимая их под коленями к кровати, заставляя Адею вскрикнуть и распахнуть глаза. Руст смотрел на нее, как сытый хищник на жертву. Им двигал не голод, им двигал азарт, он играл, и в этот момент ничто не могло оторвать его от этой занятной забавы.
Все, что было дальше, произошло настолько быстро, что девушка не успевала ухватывать малые ощущения, которые пронзали ее тело. Руст двигался грубо, быстро и порывисто, чередовал толчки с укусами и щипками, дышал тяжело и почему-то постоянно смеялся. Внутри себя девушка словно ощущала раскаленный металл, который жалил еще сильнее с каждой секундой, вся та ложная мягкость, что была ранее, казалась не более чем насмешкой над ней, но все же каждый вдох звучал далеко, и гораздо явственней билось собственное сердце, и осознание, что это первый раз, единственный, когда она испытает подобную боль, дарило невообразимое облегчение.
Свадьба завершилась традиционно.
[1] Общее слово для благословленных небесами жениха и невесты. На языке Региона Гор означает «единственный свет»
Часть 4. Иолань. Глава 22. Пастбище
Ил с трудом осознает, что старуха ему не чудится. Она настойчиво смотрит на то, как он одевается в рубаху и штаны из жесткой холщовой ткани, словно подгоняя его; старуха не произнесла не слова, пока он не встал с земли, только беззвучно шевелила тонкими сморщенными губами. Ее практически пустой рот не открывался широко, а нависшие веки не позволяли глазам открыться полностью. И все же старуха выглядела полной сил – стоило мужчине показать свою готовность идти (пусть он и понятия не имел, куда его заведет эта женщина), как она вцепилась сухими жилистыми пальцами, точно клешнями, в его плечо и потянула за собой до того резво, будто ей ничего не стоило волочить семидесятикилограммовое тело за собой.
– Чудной я тебе кажуся, а, вика? – интонации ее голоса были веселы, хотя сама старуха точно не улыбалась. – Не давайся диву, я уж столько лет одна живу, мне один ты с наперсточек – и на спине унесу, коли надо будет.
«Куда мы идем?» – хотелось спросить Ил, и женщина, словно прочитав его мысли, ответила:
– В дом ко мне пойдем, вика. Будешь у меня жить, пока Богиня не покажет тебе твой дальнейший путь.
Ил с трудом находил в себе силы понимать ее слова. Оглядываясь вокруг, он видел одни только могилы, покрытые тонкой паутиной тумана, и осознание, что сам он был воскресшим из мертвых, никак не хотело войти в его воспаленную миллионом мыслей голову. Утро было промозглым, приближающийся Геймридж нес с собой с моря ледяной ветер, задувающий в уши. Кожа мужчины все еще была холодна настолько, что прикосновения старухи обжигали языками пламени, которыми был объят храм в его сне.
– Звать меня будешь Кирка. Твое имя знать не знаю, а ты безъязычный, мало что мне поведаешь, – продолжала женщина, не сбавляя шаг и даже не задыхаясь от скорости, с которой они двигались вперед. – Отныне будешь у меня просто Вика.
Ил кивнул в ответ, наконец ощущая в себе силу идти дальше. он попытался высвободить руку, но пальца Кирки только крепче вцепились в него.
– Пока самому идти нельзя, вика, мы уже слишком торопимся; как дом узнает тебя, а сам ты дорогу – так и сможешь потом сам приходить, а пока ты чужак. Чужаки путляют-путляют и никогда дороги не ведают, сколь ни стараются.
Чужак... пронеслось меж деревьев порывистым ветром. В голове зазвучал игривый женский смех и полные красные губы, обнимающие мундштук, встали в голове ярким воспоминанием. Ил тряхнул головой, зажмурив глаза, чтобы сбросить наваждение, но оно не прекратилось. Мужчина видел перед собой резко помолодевшее лицо старухи, ее прекрасный силуэт, облаченный в звездную пыль, изящные руки, которыми она манила его к себе и звала его в свои душащие объятья: чужак, чужак, чужак. Она выдыхала ему в лицо терпкий дым и снова подносила мундштук к губам, не отпуская Ила из плена своих глаз.