— Сироты? — воскликнула Нина. — Выходит, здесь есть дети, у которых нет родителей?
— Есть, их около десятка, и живут они в сиротском приюте в старинном дворце рядом с площадью Сан-Марко, где один синьор, мне кажется, князь, заботится об их воспитании. Не знаю, как его зовут. Во всяком случае, вы не должны их бояться. Они вас обижают, потому что вы для них новенькая. Забудьте о них.
Двое сирот, воспитываемых таинственным князем, угрожали ей. Но почему? Этому она не могла найти объяснения. Нина поднялась в комнату, спрятала в шкаф смятые странички, в которые был завернут камень, брошенный Алвизом и Барбессой, надела строгий костюм для похорон и спустилась на нижний этаж, где ее уже ждала Люба.
— Пойдем в Каминный Зал, я расскажу тебе, как умер твой дедушка, — серьезно сказала няня. — Было десять вечера. Я была уже в постели, когда услышала крик, доносившийся из этой комнаты. Я бросилась сюда и, когда вбежала, увидела профессора Мишу, лежащего на полу, без сознания, с закрытыми глазами. В руках он сжимал вот этот предмет.
Люба протянула ей маленький золотой жезл, верхнюю часть которого венчала голова какой-то странной птицы с двумя красными камнями вместо глаз.
На рукоятке были нанесены надписи на непонятном языке.
— Сначала я попыталась привести его в чувство, но мне это не удалось, — продолжала Люба. — Тогда я вызвала врача. Когда он пришел, ему оставалось лишь констатировать смерть от инфаркта. Я была потрясена, я ничего не понимала. Ты же хорошо знаешь, что у твоего дедушки было здоровое сердце. Он превосходно себя чувствовал и не жаловался на здоровье. Но врач объяснил мне, что в таком возрасте инфаркт случается часто. Я считаю, Нина, будет правильно, если ты возьмешь эту вещь себе. Я не знаю, что это такое, но профессор все время носил ее в кармане. Ах да, чуть не забыла. Рядом с этим жезлом лежало письмо для тебя. Думаю, он написал его незадолго до смерти.
Она протянула Нине конверт, который та поспешила открыть.
Текст был краток:
Нина пребывала в растерянности, написанное поразило ее. И эти значки… эти странные символы рядом с подписью очень походили на виденные в черной тетради деда… Она сложила письмо и не говоря ни слова спрятала в карман.
— Может, он написал тебе что-то, чего ты не понимаешь? — спросила Люба с участием.
— Нет, Безе, все в порядке, извини, я не могу прочитать его тебе, оно очень личное.
— Хорошо, держи свои секреты при себе. — Люба опустила глаза и тихим голосом напомнила ей, что в шесть вечера должен прийти нотариус, чтобы зачитать завещание.
В 15.30 состоялась похоронная церемония на кладбище венецианского острова Сан-Микеле в присутствии немногих самых близких друзей деда Миши.
Нине очень хотелось поплакать в плечо папе или маме, но они так и не смогли прибыть на похороны.
Как оказалось, в завещании профессор пожелал, чтобы никто из членов семьи не видел его мертвым, поэтому по распоряжению нотариуса врач закрыл гроб еще до начала церемонии. Нине оставалось только положить на гроб белую лилию, дав самой себе клятву не забывать о любимом дедушке до конца своих дней.
Ровно в 18.00 Нина, Люба и Карло уже сидели за столом в Каминном Зале, готовые выслушать нотариуса.
— Прежде чем огласить последнюю волю профессора, я должен сказать вам, что покойный передал мне завещание за неделю до своей кончины. Я помню, он был очень серьезен. Мне даже показалось, что он уже знает о предстоящей смерти, но, судя по всему, это его мало трогало. Я спросил, как он себя чувствует, и он, прищурившись, ответил, что превосходно. Как никогда прежде, добавил он.
Нотариус приступил к чтению первой части завещания, в которой профессор отписывал все свое состояние в деньгах — весьма значительную сумму — своей дочери Вере с обязанностью оплачивать Нине все расходы, связанные с ее поездками и закупкой алхимических реактивов и материалов. Затем нотариус перешел ко второй части завещания, которая была полностью посвящена любимой внучке.
Нотариус снял очки и сложил завещание. В Каминном Зале воцарилась полная тишина. Нина, зажмурившись, вжалась в кресло, Люба сложила руки, словно молилась, а Карло неподвижно смотрел перед собой.
— Вилла «Эспасия»… мне? Я буду жить здесь? Святое небо! Это невероятно! — воскликнула Нина, охваченная страхом остаться одной в этом огромном доме.
Она почувствовала, как холодеет кровь, как сильно стучит сердце и от волнения трудно дышать. Перепуганная Люба принесла ей чашку чая, поцеловала и сказала: