— Кто выживет, тот получит приз.
— А если на органы нас везете сдавать, — вскинулся муж, — то чур я весь больной!
Въехали на камский мост.
— Кама — от камлания. По берегам реки жили колдуны и шаманы (конечно, муж).
Саша К. возразил:
— Нет, Кама — это бог любви у древних индусов. Вспомните Камасутру. Это река любви!
— Кама с утра — не Камасутра, — возразил Слава Курицын.
— Почему? А вдруг кто-то в прибрежных зарослях постигает сладостную древнеиндийскую науку?
— С утра по холодку трудно постигать…
Мой Слава закончил этот экскурс бореальным братством, которое включает-таки в себя индоевропейские языки.
Хокку:
— Далеко, далеко от Камушки
Энта самая Камасутра, —
Вкурившись, сказал шаман.
Нам пообещали показать девять загогулин Перми. За мостом ехали, ехали и подъехали к железнодорожному узлу. Выделялся ярко-синий киоск, почему-то веселя душу.
— В этом киоске кое-что нужное продается, имейте в виду, — намекнули всем региональным писателям.
— Когда мы пройдем трудный путь от писателей до маргиналов, будем сюда наведываться, — сказал муж.
— Слава, молчи!
Но уже через полчаса, озябнув под дождем, я сама попросила его побежать к синему сиянию. Увы, там оказалось только пиво, и за «Беленькой» пришлось идти за угол.
Рекламная пауза. Кстати рекомендуем. Очень бореальный напиток. Иллич-Свитыч одобрил бы!
— Это началось двадцать лет назад, — сказал Володя Абашев. — Была конференция о пермской поэтосфере…
— Та самая конференция, где чуть не подрались насчет судеб России? — вспомнила я.
— А все конференции завершаются судьбой России. Драку заказывали? — И понеслось!
…Подъехали к памятнику «П» — из бревен, уходящих в небо. Муж не промолчал:
— К этой П не хватает через черточку Ц, и тогда бы этот памятник символизировал состояние Пера-маа — Дальней Земли.
— Слава, молчи!
На одном бревне было написано: «Если ты не голубой, нарисуй вагон другой», — и изображен целый состав. Дальше надпись: «Я БАБА», и еще ниже: «А Я ГОЛУБОЙ». Невдалеке от этой пикировки явный гетеросексуал нацарапал: «Я имел (слово заменено. — Н. Г. ) Наталию». Другим почерком: «Я поддерживаю».
Нас это очень вдохновило: постоянно идет самозарождение литературного процесса. Если вдруг вся литература исчезнет (вместе с критикой), то она возродится, как Феникс, из таких вот мест. Опять вместе с критикой.
Вы, конечно, знаете, что самое прекрасное в мире?! Да разговоры о литературе! Так вот, мы этого счастья хватили в жизни шестого июня 2013 года, пока наш автобус прорывался от одного места тайной силы к другому!
— А от некоторых строк Набокова у меня дыхание останавливается!
— А у меня завтра в Москве презентация книги о Набокове — двадцать лет писал!
— А почему Чехов после рассказа «Припадок» продолжал ходить в публичный дом?
— А что ему оставалось делать!
— Меня сейчас не интересуют бездны зла, меня волнует преображение людей. Как узнала, что директор нашего кукольного сделал за свой счет операцию кукольнику, который ходил с куклами по деревням…
— В Перми ходил кукольник? В двадцать первом веке?!
— В Перми вообще много чудес!
Впереди еще ждал соловьиный вечер у маленькой речки в Мотовилихе, но у нас на Липовой свои соловьи! Так что мы отправились домой, усталые и довольные, как гласит классика.
Хокку:
Щелкает хор соловьев.
Коршун кружит.
Заслушался.
И снится мне: написала большую картину — жар-птицу, совсем золотую. А в это же время еще одна жар-птица прилетела и села с той стороны окна на антенну — и поет, поет! Во сне я говорю мужу: «Впервые убеждаюсь, что искусство влияет на жизнь». Проснулась, Слава спрашивает:
— Слышала, как металлически прекрасно трубил ворон, пролетая? Наверное, еще не нашел пару.
— Скорее беги — заплати за коммуналку! Сегодня последний срок.
Слава понял, что он нашел свою пару, и молча стал надевать сапоги — ведь идет дождь. И вдруг подошвы запели и защелкали! Я зачарованно слушала этот щебет, а муж вдруг перешел на научный волапюк: