— Так, как свойственно для ее характера. Она будет выглядеть соответственно эмоциям, которые испытывает. Намерение убить у каждого человека проявляется разными эмоциями. У некоторых схожими: замкнутость и отчуждение от жертвы, но никогда нельзя знать это наверняка. Если только это не последние три секунды перед убийством в порыве гнева. Но тогда есть только три секунды, чтобы уловить намерение.
Роберт молчал, погрузившись в свои мысли.
— Если ты хочешь узнать что-то конкретное, тебе придется рассказать мне.
— Вполне конкретное. Но я не могу рассказать. Город маленький. Здесь камеры, и если вдруг кто-то будет просматривать запись и окажется знаком с этим расследованием, то он может все испортить своим вмешательством.
— Как хочешь.
— Ладно, предположим, есть человек, который внезапно оказывается рядом с местом преступления.
— Как банально. Вернулся посмотреть? — Алекс усмехнулся.
— И зачем-то говорит, что был неравнодушен к жертве.
— Это настолько классика, что скорее просто совпадение.
— А потом оказывается, что для жертвы были приготовлены две ловушки. Одна рассчитана на случайное везение, вторая — чтобы наверняка. Если первая не сработает. И вторая — очень специфична. Настолько специфична, что лишь несколько человек в городе могли быть к этому причастны.
— Понятно. Значит, человек рядом с местом преступления — один из причастных. Вероятность крайне мала. Если только он… Я так не могу. Если только ОНА не хотела быть пойманной, то это не она.
— Зачем ей может хотеться быть пойманной?
— Если она в отчаянии и на самом деле не хотела убивать и жаждет наказания. Или если она устала.
— Устала от чего?
— Нет, это совсем глупо, я даже не буду это говорить. Я думаю так: есть три варианта. Падшая личность, которой хочется прекратить свое существование. Глупая личность, которая вообще ничего не продумала. Но это вряд ли, если запасной вариант, как ты говоришь, специфичен. И третий — жажда славы.
— Ага, но нет. Третий — настолько типичен, что нет.
— Не исключай его. Человек может быть весьма скромным и скрытным. Именно такие испытывают нехватку выразительных средств, чтобы потешить свое эго.
— Я склоняюсь к первому варианту.
— Или она не виновна, и ты зря ее мучаешь.
От нахлынувшего потока мыслей Роберт не мог усидеть на месте. Он встал и принялся ходить по комнате.
— Может, стоит оставить беднягу в покое, если ты не уверен?
— У меня предчувствие.
— О! Перед этим я бессилен.
— А что, если она не в себе?
— А тебе часто встречались такие?
— Один раз. — Его шаг ускорился.
— И кто же это был?
— Я не могу тебе сказать.
— Посмотри правде в глаза, Берт. Хватит обманывать меня и себя.
Роберт старался не смотреть на собеседника. Если он посмотрит, то его слова станут правдой и полтора года работы уйдут в пустоту. Не только полтора года работы, но и его вера в людей.
— Я не зря это делал.
— Прости, дружище, но я нормальный. Я абсолютно нормальный. И я сижу здесь и буду сидеть, пока не сдохну от скуки или от электрического стула, потому что я сделал это сознательно.
— Ты был не в себе, ты не можешь быть таким!
— Могу. Перестань отрицать. — Алекс встал и преградил ему путь. — Люди — говно.
Роберт попытался его оттолкнуть, то не смог.
— И в голове у них может быть все что угодно.
Роберт попытался отойти, но Алекс возникал на его пути быстро, со всех сторон.
— И в любой момент. — Внезапно Алекс с силой и ловкостью хищника схватил его за шею и прижал к стене. — Они могут перемениться и попытаться тебя убить.
Зрачки Роберта расширились, но он не сопротивлялся.
— Не веришь? — спросил Алекс. — Не веришь, что я могу сделать это снова, несмотря на всю доброту, которую ты ко мне проявил?
Раздался громкий звонок, как будто заорал огромный металлический ребенок, и в открывшуюся дверь ввалился охранник, держа перед собой электрошокер.
— Нет, — ответил Роберт.
Охранник был в нескольких сантиметрах от них, Алекс уже отпустил жертву.
— Не надо! — крикнул Роберт, но опоздал на какую-то долю секунды. Алекс неестественно задергался и распластался на полу. Когда судороги прошли, на его лице осталась ехидная, злая улыбка.
— Вам лучше уйти, — сказал охранник.
— Пока, Алекс.
— Роберт, я не стану тебя убивать, честно! Ты мне не веришь? — Он смеялся.
Глава 8
Роберт сел на последний поезд до города, ему предстояли два часа раздумий под мерное постукивание колес. Он думал о своих университетских годах в институте психоанализа и о Габриэле Стокманне. Этот чудаковатый джентльмен с не менее чудаковатым именем был его кумиром в течение первых и последних двух лет обучения. Он всегда носил старенький твидовый костюм, который, скорее всего, стирал очень часто, потому что пахло от него приятно — книгами и немного формальдегидом.
Держался он очень уверенно и, казалось, досконально понимал все возможные процессы, происходящие в мозгу человека. Еще он возлагал надежды на юного Роберта, который отвечал ему взаимно — восхищением и готовностью помочь: перенести книги из кабинета в кабинет, подготовить аудиторию и прочие хозяйственные дела. Иногда Роберту даже позволялось проверять вместе с Габриэлем работы своих сокурсников, задерживаясь после учебы.
За это время образ Габриэла стал несокрушимым в сознании Роберта. Тем более ужасным оказалось его разочарование в профессоре, когда он понял, что Стокманн просто человек и, может быть, ничем не лучше самого Роберта. Он увидел в своем преподавателе отражение всех своих недостатков, и ему стало ужасно стыдно. Стыдно за то, что он так нелепо верил в сотворенный им самим идеал. Стыдно за то, что он в итоге оказался умнее и чувствительнее Габриэла. Стыдно, что поверил ему, когда тот сказал, что с Алексом все в порядке.
***
Их первое знакомство в тот же день переросло в крепкую, пусть и недолгую дружбу. Роберт подсказал Алексу ответ на одной из вводных лекций по анатомии человека.
— Нейромедиатор, — шепотом сказал он.
— Это нейромедиатор, — повторил Алекс в полный голос.
— Садитесь, все верно. — Преподаватель заметил подсказку, но сделал вид, что не обратил внимания. — Вы, очевидно, ходили на подготовительные курсы. И правильно.
Роберт ходил, а Алекс — нет. Как сказал сам Алекс, у него была другая цель обучения. Ему не нужны были высокие оценки, он просто хотел лучше понять себя. А если повезет, то научиться понимать мотивы других людей. Роберт надеялся окончить институт с отличием и стать психологом. Его убедили родители, которые сказали, что сейчас за это много платят. «В наш век информационных технологий все более популярной становится гигиена души», — так он сказал на вступительном собеседовании и всегда повторял свои слова.
Когда пришло время выбирать научного руководителя, они оба попросили Габриэла Стокманна. Только Стокманн чуть лучше относился к Роберту, и Алекс это замечал. Он старался не показывать, что ему обидно за такое разделение, и хотел доказать, что не хуже друга. Но каждый раз сам для себя находил отговорки и приходил на занятие неподготовленным. Роберт был не против дать другу списать домашнее задание. Почти каждый день они вдвоем первыми бежали к аудитории и располагались около двери — Роберт, согнув спину, и Алекс, использовавший ее как письменный стол.
Они оба пользовались успехом у женского пола, хотя Алекса, казалось, любовь мало заботила. Пару раз они ходили на двойные свидания, но Алекс портил романтическую атмосферу спорами о человеческой психике. Главный вопрос, который его беспокоил, был неисчерпаем, поэтому спор мог продолжаться несколько часов. И этот же вопрос стал для него приговором.