Данилов решил не откладывать и сразу позвонить еще до выписки дочери из госпиталя. По указанному телефону трубку сняла секретарь. Оказалось, что на все ближайшие даты нет записи в виду большой загрузки доктора, но Данилов сказал, что это срочно. В порядке исключения ему пошли на встречу и уже на следующий день доктор Соколовский Я.О. принял его в свое личное время после окончания приема пациентов.
Яну Соколовскому было около тридцати. Это был высокообразованный специалист, прошедший обучение в Германии и защитивший степень кандидата медицинских наук. Высокий, стройный, даже гибкий с врожденной грацией, он выглядел моложе своих лет. Правильные, тонкие черты, светлые, чуть волнистые волосы, завораживающие, длинные, как у музыканта пальцы… Его лицо и манеры были аристократическими, голос тихим, движения неспешными. Он был прекрасен, но чувствовался в его глазах цвета стали какой-то холод, его пристальный взгляд не каждый мог выдержать на себе. Казалось, он читал мысли своих собеседников. Во всем облике Яна Соколовского было что-то отрешенно-таинственное и даже загадочное. Аккуратный до фанатизма, всегда дорого и стильно одетый, он не был женат и вел уединенный образ жизни. Практику начал с кабинета, потом, когда оброс богатыми клиентами, открыл собственную клинику, где под его началом работали высококлассные специалисты, в основном мужчины, за исключением двоих девушек-секретарей на ресепшн и массажистки Анны, принимавшей большей частью пациентов-мужчин. Сам Соколовский придерживался мнения, что женщины часто являются разносчиками сплетен в коллективе, чего он допустить не мог. Доктор Соколовский, несмотря на молодость, был приверженцем строгих регламентированных правил, как в служебных отношениях, так и в обычной жизни. Многим он казался холодным снобом, но надо признать, что несмотря на производимое впечатление на окружающих, снобом Ян Соколовский не был.
Он внимательно выслушал Данилова, ни разу не перебив его, затем задал несколько вопросов, после чего они пришли к заключению, что Соколовский посетит Евгению в госпитале и поработает с ней. Это было верное решение, за которое Данилов, как отец, был безумно благодарен доктору. Как знать, удалось ли ему после выписки уговорить упрямую и своенравную Евгению посетить врача-психотерапевта. Соколовский связался с зав.отделением Склифа и Евгении Даниловой продлили госпитализацию еще на неделю. Ян приходил к ней в больницу каждый день и это принесло хорошие результаты: Евгения успокоилась и даже бросила курить, пропал лихорадочный блеск в глазах, и она стала такой, какой знал ее отец – милой, доброй, спокойной. Они даже не вспоминали об угробленном автомобиле BMW, подарке отца на восемнадцатилетие. Он обещал купить ей другую машину, с одним условием, что в течении года за рулем будет шофер. Дочь согласилась. Радости отца не было предела. Соколовскому он был готов в благодарность презентовать дорогую машину и как-то поинтересовался какого класса автомобили предпочитает доктор. Выяснил, что у Яна Оскаровича уже есть и по иронии судьбы такой же BMW, что разбила Евгения. Вопросов больше не было, но отблагодарив Яна по полной в валюте, отец с чувством выполненного долга успокоился и вновь занялся делами.
- Я же говорила, что он – Волшебник! – отозвалась о Соколовском радостная Анна, после этого еще более упрочившая свое положение рядом с Даниловым и с еще большим рвением принялась ублажать своего господина, как она его в шутку стала называть. А чего еще надо мужику, даже гендиректору!
Глава 20 Ян - Королевич
А Евгения летала в мечтах. Она, наконец, встретила своего возлюбленного – красивого, умного, утонченного! Ян! Ян-Королевич, как в сказке, которую ей читали в детстве. Он спас ее! Она совсем не думает о травке, а только о нем, его глазах, руках! О, как ей хочется погладить его светлые волосы, она всю жизнь обожала прибалтийских актеров с их неповторимым шармом и крышесносной сексуальностью! Ни о ком другом она теперь и думать не хочет. Все эти сынки папиных знакомых вызывают в ней приступы тошноты, даже хваленый гусак из Гарварда Пашка. Нет, никому не сравниться с Яном! Он любит Баха, Вагнера! Он столько читал в подлинниках на немецком! В его глазах Космос!