К вечеру влюбленные вернулись в Ниневию, расставшись около дворца Арад-бел-ита.
Хава провожала Нимрода нежным взглядом, улыбкой, полной снисхождения, взятой от отца, и воздушным поцелуем, последним прощанием.
Однако когда колесничий ушел, принцесса изменилась: стала серьезной и сосредоточенной.
— Отправляйтесь во дворец. Со мной пойдут только двое стражников, — приказала она охране.
Вместо того чтобы вернуться в свои покои, Хава пешком отправилась в город, на дорогие одежды набросив неприметный плащ, а лицо скрыв покрывалом. Через три квартала от дворца она вошла во двор небольшого дома, оружейную мастерскую, где принцессу ждал раббилум Мар-Априм.
Они обнялись и стали целоваться долго и жадно, так что Хава в конце концов взмолилась и прошептала:
— Ты меня задушишь!
Он укорил ее:
— Я думал, что мне придется здесь ночевать в одиночестве.
— Его объятия становятся все жарче, — с издевкой заметила она.
— Тем лучше, — спокойно ответил на это Мар-Априм, — значит, ему есть за что бороться. Ты объяснила этому возничему, с кем и о чем ему надо переговорить?
— Да, мой господин. Он сделает все как надо.
6
За два года до падения Тиль-Гаримму.
Урарту. Окрестности города Эребуни
Смеркалось. Лес от этого казался гуще, дорога — длинней. Лошади все время шли шагом, и только на открытом пространстве их пускали рысью, чтобы нагнать беглеца.
Хатрас и Плит ехали рука об руку. Один был сыном простого скифа, другой — номарха, которому оба служили дружинниками. Плит выделялся среди своих соплеменников дорогими доспехами, оружием и богатой одеждой. Его кожаная безрукавка была оторочена лисьим мехом, из-под нее проглядывала льняная рубаха, обшитая серебряными нитками, на сапогах красовались золотые бляшки, голову защищал позолоченный урартский шлем. Акинак на поясе прятался в ножнах, инкрустированных серебром, а небольшой круглый щит, сверкавший драгоценными каменьями, крепился к седлу сзади.
— Как рана? Болит? — спросил Плит, не скрывая насмешку.
— Чепуха. Доспехи спасли. Обойдется.
— А что же тогда с коня кувыркнулся? — рассмеялся товарищ.
— От неожиданности, — хмурясь, пытался оправдываться Хатрас.
— В следующий раз будешь меня слушать.
— Следующего раза не будет.
— Да, да… А может, сразу и бросим эту затею? И чем тебе твой конь не угодил? Ты бы ноги подгибал, они бы по земле и не волочились!
Хатрас на насмешку не ответил, но ощерился, точно волк, у которого пытаются отнять добычу. Свесился с лошади, присмотрелся к следу.
— Его конь устал. Очень устал. То, что он оторвался от нас так быстро и так далеко, его и погубило… Только бы коня не загнал. Жаль будет такого хорошего коня.
— Разве? Так уж и погубило!
— Он весь в пене. Да и шаг стал короче, тяжелее. Мы догоним его еще до ночи.
— А если нет? Повернем назад?
— Знаешь же, тебе решать, Плит.
— Твоего обидчика я убил. Ну, а этот тебе чем насолил?
— Они оба хотели меня убить. Просто один из них оказался проворнее другого. Оба и ответят. К тому же я хочу его лошадь. Она куда лучше той, которую забрал ты.
— Говоришь, лучше? Пусть так, — Плит вдруг рассердился. Он устал от этой бесполезной погони, с самого начала не верил в ее успех, и главное — видел, что весь отряд тоже не рад этой затее. Не ввяжись они в эту гонку, были бы уже на полпути к родному стойбищу. Так нет же, погнались за превосходным несейским скакуном, словно за ветром в поле. — Но если к ночи не догоним, поворачиваем назад.
Хатрас снова ощерился и сверкнул глазами, но смиренно поклонился.
— Как будет угодно моему господину…
7
Весна 685 г. до н. э.
Столица Ассирии Ниневия
Мар-Априм на пир не торопился. Встреча с Хавой была для него куда важнее, чем все остальное. Домой он пришел затемно, проникнув во двор через заднюю калитку, поскольку через главный вход сейчас было просто не пробиться: напротив его ворот бурлило людское море, а под забором валялись пьяные.
Мать ждала сына с беспокойством, встретила упреками:
— Ты же обещал, что будешь раньше.
Он не ответил, вместо этого спросил, отчего ей не спится, поинтересовался больным сердцем. Она отмахнулась:
— Все хорошо. У нас гости.
Ее звали Масха. Ей было пятьдесят, но она все еще накладывала на лицо толстый слой белил, густо красила брови, и старалась посильней подвести глаза, ведь когда-то они действительно имели власть над мужчинами. Последнее, кстати, помогало ей в жизни куда больше, чем те родственные узы, что связывали ее и ассирийского царя, — будучи внучкой одного из младших братьев Тукульти-апал-Эшарра[22], Масха приходилась Син-аххе-рибу троюродной сестрой, о чем он, впрочем, старался не вспоминать. И все-таки возраст все чаще давал о себе знать: опухали ноги под тяжестью грузного тела, щемило в груди.
22