- Вот! - торжествуя, сказал Жорж.
Улыбки медленно сползли с лиц монахинь. Глаза округлились от ужаса.
- Я никакая не сестра Тереза! - с твердостью в голосе возвестил Жорж. - Я - брат Терез. То есть тьфу! Брат Жорж!
В эту минуту вернулась Евгения, которая как раз закончила говорить по мобильному. Услыхав голос мужа и увидев его самого в таком странном виде, удивленно сказала:
- А ты... что здесь делаешь?
Но монахини не слыхали ее слов. Их опять словно подменило. Улыбки превратились в злобные оскалы. Разъяренный блеск засверкал в глазах их.
- Мужчина! - вскинулись они.
- В нашей скромной обители - мужчина!
- Он осквернил!
- Очернил!!
- Запятнал!!!
- Замарал!!!!
- Запачкал!!!!!
- Загадил!!!!!!
Тут всем им вдруг припомнилось, в каком виде эта ложная сестра Тереза видела каждую из них, и монахини окончательно рассвирепели. Они кинулись на Жоржа и вцепились ему в волосы.
- Помогите! - воскликнул миллионер.
- Я ему всю себя открыла! - кричала Евлампия. - Он плюнул мне в душу!
- Гад! - кричала Фотида.
- Он залез ко мне в самую душу!
- А ко мне - в душ!
- Бесстыжее животное!
- Похотливец!
Одна Агафоклия не разозлилась.
- Подождите! - пищала она своим тоненьким голоском. - Тереза - мужчина? Дайте же посмотреть на нее! То есть на него! Я же никогда не видела мужчин.
Но ее голос тонул в бешеном реве разъяренных монахинь. Они дергали Жоржа за волосы, тянули за полы одежды, щипали, царапали. Некоторые пытались укусить.
- Сестры, чего мы ждем! - вскричала сестра Бастардия. - Вышвырнуть ее из обители!
- Правильно! - озверело рявкнула Нимфодорра. - Она недостойна носить одежду монахинь!
- Прочь! - возопила Нунехия. - Долой монашеское одеяние с нее!
Сестра Евлампия впилась в рукав Жоржевой мантии и с треском отодрала, едва не подавившись при этом жестким сукном. Другие сестры с визгом вцепились в одежду миллионера зубами, ногтями и пальцами и мигом разорвали ее в клочки. Тут они, и правда, смогли убедиться, что перед ними самый настоящий мужчина - высокий, красивый, широкоплечий. Каким сотворил его сам Господь-бог.
- Так вот они, значит, какие мужчины! - прошептала Агафоклия. - Ну, Бог! Теперь я вижу, что ты потрудился на славу, когда создавал Адама. Господи, какой же это полет...
Когда последняя рваная тряпка спала с Жоржа, а монахини, все-таки слегка шокированные открывшимся зрелищем, отпрянули назад, выпустив волосы миллионера, тот воспользовался их замешательством, чтобы броситься вон из залы. Но мать-игуменья, увидав быстро удаляющуюся фигуру мужчины, дошла уже до такого неистового градуса, что изрыгнула из своей груди истошный взвизг, который пропорол воздух и, казалось, самои древние стены всей Новодевичьей обители:
- Как завещал великий... Иисус! Как учит комму... тьфу ты! священное писание! Догнать! Гнать из монастыря в шею! Содом и Гоморра!
- Гнать и догнать! Содом и Гоморра! - эхом отозвались монашенки и с криками ринулись за Жоржем.
- Не ходи, - остановила Евгения. - Тебе нельзя, выкидыш будет. Он от них убежит, - заверила она беременную девушку. - У него шестой разряд по бегу. В институте профессионально спортом занимался.
- Что мне теперь делать? - взмолилась Мария. - Подскажите! Вы такая опытная...
- Нам надо как можно быстрее скрыться, - сказала Евгения и набрала своего шофера.
А Жорж мчался по монастырским коридорам. Шестой разряд не подвел его. Освободясь от тесной монашеской одежды и от грудей, он точно обрел крылья и стал крылатым херувимом. Или Купидоном. Жорж летел сквозь монастырские залы, где на него то ли укоризненно, то ли завистливо глядели прибитые к стенам святые и сострадательно вздыхали, причмокивая, корчащиеся на кострах мученики. На всем ходу врезался он в огромную дверь, которая, распахнувшись, впустила его в просторную залу. На стене висело знаменитое полотно Иеронима Босха "Сад неземных наслаждений". Конечно же, не оригинал, а копия, выполненная специально по заказу Новодевичьего монастыря художником девятнадцатого века Рубиным.
Жоржу бросился в глаза злобный дьявол, вонзающий свой трезубец в нежную плоть юной грешницы. Мелькнула волосатая птица с глобусом на голове, которая пожирала какого-то нечестивца, заглатывая его широко раскрытым клювом. Миллионер в ужасе кинулся вон. В какое-то мгновение ему показалось, что гонка выиграна. Но монахини были не так-то просты. Часть их бросилась наперерез, и страшные фигуры в черных балахонах появились в конце коридора, вооруженные швабрами и метлами, которые они успели прихватить в дворницкой.
Тут Жоржу попалась на глаза мраморная статуя святого Себастьяна - голая, как и он, но утыканная стрелами, словно подушечка для иголок. Быстро отломав три стрелы, Жорж, замычав от натуги, столкнул статую вниз по лестнице. А сам принял позу святого, сунув одну стрелу под мышку, вторую зажав между ног, а третью придавив подбородком, как будто она застряла у него в шее. Прибежавшие монахини приняли Жоржа за Себастьяна и промчались мимо, а миллионер, побросав стрелы, перескочил через валяющегося святого и кинулся вниз по лестнице. Он быстро сбежал на первый этаж, в галерею, и перепрыгивая через веревочку, запрещающую вход туристам, успел заметить шокированные выражения на их лицах. Но извиняться было некогда. Едва не опрокинув попавшуюся на пути немку средних лет, миллионер выбежал во двор монастыря.
Жорж и не предполагал, что уже зима пришла. В монастыре ничего кроме своей Марии не видя, он все еще жил среди жаркого лета, как Герда в саду доброй волшебницы. Во дворе, оказывается, лежали сугробы. С неба медленно шел снег белыми хлопьями, ложась на голые плечи миллионера. На мгновение он остановился, завороженный. Холода он не чувствовал. Здесь его уже ждал "мерседес" Евгении. Писательница с Марией сидели на заднем сидении, передняя дверца - открытая для Жоржа, шофер газовал и отчаянно махал впавшему в оцепенение миллионеру. Монахини уже настигали его, а Ксенофора громогласно командовала со стен обители, чтоб закрывали ворота. Стальной скрежет воротных петель вывел из оцепенения миллионера. Он головой вперед кинулся в "мерседес", и шофер стартанул с места так, что не успевший пристегнуться миллионер кубарем перекатился через спинку кресла на заднее сидение. Хорошо, что он повалился на Евгению, а не на Марию, которая все-таки была на пятом месяце беременности. Створки ворот уже съезжались, а сверху, скрежеща, опускалась ощетинившаяся железными кольями решетка. Монахини рычали от натуги, крутили деревянный ворот, но колоды от времени рассохлись и все время заедали. Это и спасло беглецов. Мгновение - и "мерседес" выпорхнул на свободу, словно птица, только царапнув крышей о ржавые острия кольев. Зубовный скрежет этого царапанья, вызвал, к несчастью, преждевременные роды у девушки. У нее мгновенно отошли воды, и начались болезненные схватки. Бедняжка кричала, корчась от родовых мук, а Жорж пытался перевернуться со спины на живот, чтоб хоть как-то ей помочь, потому что на спине чувствовал себя совершенно бесполезным. Евгения не растерялась.
- Поворачивай в роддом, - скомандовала она.
Шофер выставил на крышу мигалку и понесся по Москве. Жорж лежал на заднем сидении на коленях у жены и Марии ни жив ни мертв. Ребенок рождался. Любимая бультерьерша миллионера и бультерьер Евгении Шарик тоже были тут и радостно лизали Жоржу морду. То есть я имел в виду, конечно же, лицо.
Ну, вот и еще одна страница жизни позади, подумалось Жоржу. Когда-нибудь у этой истории будет продолжение. Надо только сделать небольшой перерыв. Собраться с мыслями.
Монахини еще долго потом бесновались в монастыре. Кроме Агафоклии. Она тихо ушла в свою келью и раздумывала там над сотворением мира.