— Ну, здравствуй, Бланшетта! — воскликнул граф, входя. — Я ждал тебя и потому запоздал.
— Разве я принадлежу себе? Разве я могу отлучаться, когда вздумается? — сухо возразила сестра.
— Это верно. Но игра стоит свеч, и если бы ты хоть ненадолго отделалась от своей девчонки, мы сумели бы с большими удобствами поговорить о наших делах у меня.
— Да, но это невозможно, госпожа Руссеран чересчур требовательна. Чтобы выкроить минутку досуга, я вынуждена прикидываться больной.
— Вот досада! К счастью, это недолго продлится. Ты написала нашим друзьям?
— Ну конечно.
— Вовремя ли ты получишь рукопись?
— Не уверена, но надеюсь. Наши друзья столь же деятельны, сколь и могущественны.
— Я это знаю.
— Уж они-то не упустят случая. И теперь, когда ты принят в их лоно… если бы ты захотел…
— Давай, дорогая сестра, говорить не о том, что могло бы быть, а о том, что будет. Судьба привела нас к берегам Пактола[59], а ты все недовольна!
— Покамест мы еще не плывем по его водам.
— Будь спокойна, поплывем и вдоволь в них накупаемся.
— Твоя уверенность восхищает меня.
— У меня есть для нее основания. Завтра утром приезжает госпожа де Вильсор. Ее ждут к восьми часам. Постарайся освободиться, чтобы ее встретить. Она сообщит тебе все сведения, необходимые для осады и взятия крепости.
— Это очень любезно со стороны госпожи де Вильсор. Но какая ей корысть?
— У нее свой расчет, моя милая. У этой достойнейшей особы острые зубки и большое, пожалуй слишком большое, желание отхватить изрядный кусок пирога. Но невелика беда; обещай ей все, что она пожелает, а там видно будет. Только не давай никаких письменных заверений, ну а слова ни к чему не обязывают.
— Все эти советы излишни, дорогой мой Гектор. Я не только не хуже, но, пожалуй, лучше тебя знаю, что мне нужно делать. К тому же я во всем буду следовать указаниям наших друзей. Мне кажется, — добавила она небрежно, — что, учитывая серьезность предстоящего дела, тебе следовало бы лично испросить благословения преподобных отцов.
Гектор поморщился. Он побаивался иезуитов, требовавших от него беспрекословного повиновения и слишком скупо, как он находил, вознаграждавших за оказанные услуги. К тому же он сговорился весело провести этот день со своими приятелями, такими же повесами, как он сам. Уличные девки, острая пища, «капральский» табак, разнузданность страстей доставляли этим пресыщенным жизнью бездельникам сильные ощущения, которые они в своей глубокой испорченности именовали удовольствиями.
— Боюсь, что не смогу пойти, у меня сегодня совещание, — рискнул заметить Гектор.
Бланш пристально взглянула на брата.
— Это меня ты думаешь обмануть таким предлогом? — спросила она.
— Но уверяю тебя…
— Полно, я убеждена, что твои патроны вполне могут подождать. Ведь они видят тебя лишь в те дни, когда кассио тебе платит за купленное ими право выставлять твое имя и титулы в своих широковещательных проспектах. В другое время ты и носу не показываешь в их конторы. Я уже сказала, что тебе не мешало бы повидать наших друзей, а теперь без обиняков говорю, что это необходимо. Понял?
— Ладно, ладно, пойду, моя королева! Нет никакой возможности ни надуть тебя, ни, тем паче, устоять перед тобой… Но, шутки в сторону, Бланшетта, не можешь ли ты дать мне несколько золотых?
— Как, первого числа?
— Ну да, надо вернуть карточный долг, а я без гроша. В газетах платят десятого.
Спорить было не время. Бланш вынула из бюро красного дерева пятисотфранковый билет и протянула его Гектору.
— На, шалопай, — сказала она. — Если дело с Сен-Сиргом не выгорит, ты еще скажешь мне спасибо за то, что я приберегла для тебя клад, которым ты сейчас пренебрегаешь. А ведь будь Руссераны поскупее, я не смогла бы уделить тебе и эту небольшую сумму.
Граф преспокойно положил кредитку в карман, поцеловал сестру и прежде всего отправился завтракать. Затем, взяв фиакр, он поехал на Почтовую улицу и вошел в знакомый дом, где был принят тем же священником, его преподобием Девис-Ротом, который принадлежал к числу иезуитов, изгнанных из Германии (своеобразный подарок Бисмарка Франции[60]). Девис-Рот когда-то учился в Сен-Сюльписе[61] и говорил по-французски как чистый парижанин.
59
60