После обычных приветствий священнослужитель сказал графу:
— Сын мой, вы оказываете услуги церкви, что обеспечивает вам мою благосклонность. Но, с другой стороны, ваше поведение совершенно расходится с принципами, кои вы провозглашаете в своих речах. Должен вас предупредить, что такой образ жизни грозит вам в скором времени полной дискредитацией, а душе вашей — вечной погибелью. Поразмыслите над этим!
— Ну до ада еще далеко, преподобный отец.
— Зато презрение общества, а следовательно, и невозможность действенно служить церкви — близко.
— Презрение? Довольно сильно сказано! — пробормотал граф, краснея. — Ну ладно, — добавил он, — я принимаю ваши слова, как епитимью[62]. Я исправлюсь.
— Вы уже много раз обещали исправиться, сын мой, и все же страсти оказались сильнее ваших добрых намерений. В конце концов зло, творимое вами, может повредить делу, которое вы взялись защищать, делу церкви, чьи служители вам покровительствуют.
— Я никогда не забуду, святой отец, всего, чем обязан вам и…
— Главное — не мы, а церковь. За услуги, кои вы ей оказываете, вам платят, по-моему, достаточно для того, чтобы вы могли занимать приличествующее вам положение в обществе.
— Куда вы клоните, святой отец?
— А вот куда. Мы с прискорбием узнали, что вы разрешили использовать ваше имя для различных афер.
— Но разве вы сами не вступили на этот путь, открыв под именами X. и Z. большие магазины?
— Дела делам рознь. Одни из них способствуют процветанию церкви, умножают ее доходы, а те, в коих вы замешаны, могут вас далеко завести. Мы знаем, что делаем, между тем как вы, не ведая того, идете навстречу погибели. Вы должны подать в отставку.
— Хорошо. Но…
— Никаких «но»! Послушание в ваших же интересах.
— Отец мой, я взял на себя кое-какие обязательства.
— Они будут выполнены. Только ведите себя осторожнее и следите за собой. Не затевайте скандалов, в противном случае нам придется отказаться от ваших услуг.
— Отец мой, вы говорите о скандалах. Не знаю, чем я заслужил…
— Три дня тому назад агент полиции — к счастью, наш человек — застал в комнате непотребной женщины одного дворянина, вероятно вам знакомого, мертвецки пьяным.
Гектор опустил голову.
— Я не святой, — промолвил он смиренно, — я только жалкий грешник.
— Покаяться в грехах — значит уже наполовину их замолить. Но еще лучше — найти средство, которое помогло бы избежать их повторения.
— Какое же это средство?
— Жениться на богатой, сын мой, жениться по-христиански. Это принесет вам громадное состояние, которое вернет былой блеск вашему знатному имени. Сестра, несомненно, говорила вам о своих планах на этот счет?
— Говорила.
— Ну и что же?
— Сейчас, по-моему, не время этим заниматься.
— Почему?
— Посмотрим сначала, что получится с наследством.
— Одно другому не мешает, и миллионы Руссерана ничуть не хуже миллионов Сен-Сирга.
Граф де Мериа сделал недовольную мину и признался, что его не особенно прельщает перспектива стать зятем неотесанного болвана, которому какой-то рабочий раскроил череп; что он и его сестра рассчитывают, получив наследство кузена, занять положение куда более высокое, чем сейчас. Руссераны сгодятся на худой конец.
— Гектор, сын мой, — произнес иезуит, вставая, — хорошенько уразумейте, что мы должны постараться сосредоточить в своих руках все силы современного общества, дабы обеспечить себе триумф в будущем. Чтобы стать могущественнее всех, мы должны быть богаче всех. Когда царила военщина, церковь владычествовала над нею; теперь настало царство промышленников, мы хотим господствовать над ними, и мы их покорим.
— Я ничего не имею против, отец мой, и удовлетворюсь, если получу, как мы условились, четвертую часть состояния Сен-Сирга.
Священник возвел очи горе.
— Боже милостивый! — воскликнул он. — Зри: слуги твои, всем тебе обязанные, помышляют лишь о себе. В слепом себялюбии они забывают об интересах святого дела, о нуждах матери-церкви…
— Но неужели, преподобный отец, вы намерены завладеть всеми богатствами земли?
— Нет, сын мой, но по крайней мере держать их под своим контролем, что, пожалуй, еще важнее.
— Этого не так-то легко достичь.
— Нет, нет, Господь нам поможет. Все богатства принадлежат ему, а мы его наместники, должны олицетворять святое провидение.
— Нисколько не возражаю против ваших притязаний, преподобный отец, и, со своей стороны, если только разбогатею, окажу вам всяческое содействие. Я употреблю свои средства так, как вы пожелаете.