Невероятно, но не раз за время путешествия промелькнула мысль о том, что неплохо бы здесь пожить. Хоть немножко. Хоть год, хоть месяц. Мечтать легко, а жить на что?
Еще одна, достаточно долгая, экскурсия — Сидобр. Так называется природный заповедник в тридцати километрах на северо-восток от нашей деревни. Как его правильно обозначить: заповедник, или памятник природы, или просто фантастически красивое место, — трудно дать точное определение. Для того, чтобы понять, что это такое, надо представить множество валунов каждый размером с многоэтажный дом, сваленных в одно ущелье. Это ущелье — русло, а точнее, исток реки Агут. Здесь, в горах, он еще ручеек, совсем не видимый под грудой валунов. Нам, конечно, повезло, что на дворе стояла французская зима.
Взгляд не отвлекало разнообразие весенних и летних красок. Ярко-оранжевый ковер из опавших дубовых листьев подчеркивал своим контрастом грубую серость многовекового камня и буйную зелень мха на северных боках валунов.
Нас как учили? Прошел ледник, приволок с собой валуны. Поэтому, мол, столько огромных камней в Финляндии, в Эстонии, в Карелии и Ленинградской области. Это понятно. Но что эти каменные громадины делают на юге Франции? Причем французские валуны несопоставимы по размерам с финскими. Прошли мы метров пятьдесят по совершенно горизонтальной площадке, оказалось — по макушке валуна. То есть камень диаметром ну никак не меньше двухсот метров. Причудливые нагромождения камней то здесь, то там. Одна композиция краше другой. Эта напоминает тюленя, приподнявшегося в стойке. Эта — детскую пирамидку, только вместо колец — многотонные камни, неведомо как взгромоздившиеся друг на друга. А здесь можно позабавиться, раскачивая верхний валун специально приспособленным для этого рычагом.
Чтобы добраться до пещеры Святого Доменика, надо спуститься вдоль каменной гряды по старой деревянной лестнице ступенек на двести. И не лень же! Посмотрели. Пещера, как пещера. Но почти наверняка мы знаем: до нас здесь русских туристов не было! Только ради этого стоило сюда приехать.
Чтобы посмотреть и рассказать соотечественникам об этом заморском чуде.
Отношение к иностранной валюте у российского туриста меняется по мере привыкания к стране. В первые дни боязнь ошибиться и потратить лишнее преобладает в расчетах. Невольно и неуправляемо мозг сам все умножает на тридцать пять и противится любому решительному шагу, связанному с затратами. В том числе и с затратами на полноценное питание этого самого мозга. По мере привыкания и освоения, к концу первой недели, начинается короткая полоса торжества разума. Здесь отсеивается и не покупается ничто лишнее, не совсем нужное. Необходимое же приобретается спокойно и решительно. Но этот период длится недолго.
После него наступает период помутнения рассудка, когда покупается все, на что еще хватает денег. Здесь уже к местной валюте начинаешь относиться как к рублям, приравнивая их друг к другу и уже не умножая цены на тридцать пять. В любом случае, к моменту посадки в самолет на Москву в кошельках не должно остаться ничего. И это нормально.
Что почем? — один из самых важных житейских вопросов. Если отвечать на него коротко и ясно, то все цены соразмерны с нашими. И на продукты, и за квартиру, и на одежду. Правда, зарплата у французов повыше. И намного.
А если хочется подробностей, то надо анализировать и сопоставлять. С точки зрения художественного восприятия французской жизни, это скучно и неинтересно. А для многих наших соотечественников, наоборот, — именно сухие цифры — главный показатель уровня жизни. Хочется же нам быть впереди всех.
Тогда начнем. Учтем, что цены в провинции на треть, а иногда и наполовину, ниже парижских.
Совсем непонятно, как у них еще что-то передвигается, в смысле транспорта. Бензин в переводе на наши деньги стоит сорок пять рублей. На всех автозаправках цена практически одинакова. Как и везде в Европе.
Только в России, переезжая границы областей, осознаешь региональную разницу. Но зато у нас, в отличие от них, остаются возможности роста.
Хотите постричься? Нет проблем. Мужская стрижка — восемьсот рублей, женская — тысяча двести. Это обычная парикмахерская в Париже. Тоже отстаем, но стремительно догоняем.
Цен, ниже одного евро, практически нет. Это результат перехода к единой евровалюте. Инфляция и девальвация франка. Меньше одного евро стоят только некоторые сувениры, например маленькие алюминиевые копии эйфелевых башен, да открыточки, размноженные на множительной технике, отдаленно напоминающие авторскую графику. Треть евро, то есть почти как у нас, стоит белый батон, в том числе и уже упомянутый «французский». А «черного» хлеба, в нашем понимании, там просто нет.
Что намного существеннее, меньше одного евро — 30 рублей — стоит и бутылка легкого сухого вина. Причем, как белого, так и красного. Доктора говорят, что сухое красное вино очищает кровь и омолаживающее действует на организм в целом. Если это действительно так, то за три недели мы полностью заменили себе кровь и до неузнаваемости омолодились. И не только из-за доступности продукта в смысле цены. Вино и правда пьется с удовольствием. Чувствуется в нем эдакий французский шарм, недоступный нам здесь, в России, даже в самых дорогих бутылках.
Цены на продукты, если их не покупать в центре Парижа, не намного отличаются от российских. Мясо — на рынке от тридцати рублей за килограмм до двухсот рублей в кулинарии. Но это филе. Столько же, по двести, — свежие форель и лосось. Выглядят они намного приятнее, чем наши перемороженные поленья за четыреста. Свежий угорь уже подороже — почти десять евро. Столько же и утиное филе. Умножаем — получаем триста сорок. Свежие экзотические устрицы можно найти по сто рублей за килограмм. Опрятная аппетитная курица — 60 рублей за кило. Баранина — сто. Цены на сыры, вареные и копченые колбасы до удивления совпадают с российскими. Некоторые сыры там даже подороже будут. Но это такие сыры, которых мы и в глаза не видели, и названий не слышали. Дороже вода. Почти евро стоит пластиковая полуторалитровая бутылка. Иногда дороже фрукты и овощи. Все цены крутятся в районе от одного до двух евро. Где-то немного побольше, где-то чуток поменьше. Огурцы и помидоры, бананы и груши, виноград и огурцы, киви и апельсины, салат и всяческая другая зелень, — все от одного до двух евро за килограмм.
Дешевле, меньше полутора, — картошка, капуста и репчатый лук.
Бросается в глаза то, что во Франции, как и в большинстве социально ориентированных стран, есть продукты, предназначенные, как это сейчас у нас говорят, для необеспеченных слоев населения. Кости с остатками мяса, субпродукты, куриные и рыбьи головы, овощи, слегка потерявшие товарный вид, — все это продается по бросовым ценам. Это для тех, кому сегодня нелегко.
Хочешь — не хочешь, а напрашивается сравнение и с Эстонией, где на рынках килограмм свиных ног для холодца можно купить за восемь рублей, а рульку — за тридцать. У нас же голые говяжьи кости уже перевалили за пятьдесят. Вот и сравнивай, где о народе думают.
Но насчет водки и сигарет — здесь мы недосягаемы. Водка у нас дешевле, если сравнивать с Францией, в четыре-пять раз. А сигареты — в двадцать! И пусть кто посмеет сказать, что мы о людях не думаем.
Соотношение цен в одежде такое же, как и в продуктах. Все примерно одинаково. Конечно, можно женское платье или мужской костюм на Елисейских полях купить за три тысячи евро. А можно точно такое же платье и такой же костюм приобрести в супермаркете «Ашан» в провинции за сто двадцать евро. «Ашан» — это система магазинов, паутина которых сплетена не только вокруг Москвы, но и по всей Франции.
Перед отъездом домой мы застали так называемое «сольдо». С 10 января по всем магазинам покатилась волна очередного сезонного планового снижения цен. Где на треть, где наполовину, а где и на семьдесят процентов. Так всегда делается после новогодних праздников. Сбрасывается весь залежалый товар. Народ долго готовится к этому дню, а десятого, с самого утра штурмует магазины. С прилавков и с вешалок сметается все. Но минимальный ценовой порог остается. Дешевле, чем за пять евро, все равно ничего не купишь. Предел такой, обозначающий, что ниже цены просто не бывает.