— Ваше вечернее платье готово ко второй примерке.
— Вы сумеете закончить его сегодня?
— Нет, это совершенно невозможно.
— А какое-нибудь другое?
— Боюсь, я не смогу вам помочь. К сожалению, мне нечего вам предложить: я не продаю готовую одежду, а шью только на заказ.
Англичанка опять глубоко затянулась сигаретой, но на этот раз не с рассеянным видом, а пристально глядя на меня сквозь облачко дыма. С ее лица исчезло выражение беззаботной девочки, а ее нервный взгляд говорил, что она не собирается легко сдаваться.
— Мне нужно найти какой-то выход из этой ситуации. Дело в том, что, переезжая из Танжера в Тетуан, я приготовила несколько trunks — дорожных сундуков — с ненужными вещами, чтобы отправить их маме в Англию. Но по ошибке сундук с моими evening gowns, со всеми los meus trajes de noite[27], тоже попал туда, и теперь я жду, чтобы мне прислали его back, назад. Я только что узнала, что приглашена на прием, который дает the German consul, немецкий консул. Э-э-э… It’s the first time, это мой первый выход в свет с человеком, с которым у меня… una liason muito especial… с которым меня связывают некоторые отношения.
Розалинда говорила быстро и взволнованно, изо всех сил стараясь донести до меня смысл того, что излагала на своем причудливом испанском, временами переходящем в португальский и еще больше приправленном английскими словами, чем в две наши предыдущие встречи.
— Well, it is… гм… It’s muito importante for… for… for him[28], для того человека и для меня, чтобы я произвела una buona impressao[29] на немецкое общество Тетуана. So far, миссис Лангенхайм помогала мне и знакомила с некоторыми из них individually, потому что сама она half English, наполовину англичанка, э-э-э… но этим вечером мне впервые предстоит появиться в свете с этим человеком, openly together, вместе на людях, и поэтому мне нужно быть extremely well dressed, особенно хорошо одетой, и… и…
Я прервала ее речь, поскольку не видела смысла заставлять клиентку тратить слова понапрасну.
— Поверьте, мне очень жаль. Я была бы рада вам помочь, но, к сожалению, это невозможно. Как я вам уже сказала, в моем ателье нет готовой одежды, а ваше платье я не смогу закончить за несколько часов — для этого нужно по меньшей мере три или четыре дня.
Англичанка потушила сигарету и задумалась. Она закусила губу и через несколько секунд снова подняла на меня взгляд, чтобы обратиться с крайне неудобной просьбой:
— В таком случае, может быть, вы одолжите мне одно из своих вечерних платьев?
Я покачала головой, пытаясь придумать правдоподобное оправдание, чтобы скрыть тот прискорбный факт, что не имею ни одного вечернего туалета.
— К сожалению, нет. Вся моя одежда осталась в Мадриде, когда началась война, и теперь я не могу получить ее оттуда. Здесь у меня есть несколько повседневных костюмов, но ничего вечернего. Если честно, то я почти нигде не бываю. Понимаете, мой жених сейчас в Аргентине, так что я…
К моему огромному облегчению, англичанка наконец меня перебила:
— I see, понятно.
Мы молча сидели несколько долгих секунд, не глядя друг на друга и с притворной сосредоточенностью уставившись в противоположные стороны: она — на балконы, я — на арку, ведущую из зала в прихожую. Розалинда первой нарушила неловкое молчание:
— I think I must leave now. Пожалуй, я пойду.
— Мне действительно очень жаль. Если бы у нас было чуть больше времени…
Я не закончила фразу, поняв, что нет никакого смысла говорить о том, чего нельзя изменить. Мне захотелось как-то отвлечь клиентку, чтобы она хоть на минуту забыла о невозможности блистать в этот вечер, когда рядом с ней будет мужчина, в которого она, несомненно, влюблена. Меня продолжала интриговать жизнь этой женщины, прежде такой решительной и беззаботной, а теперь молча направлявшейся к двери.
— Завтра все будет готово ко второй примерке, договорились? — сказала я в качестве бесполезного утешения.
Розалинда ответила неясной улыбкой и, не сказав ни слова, покинула ателье. Я некоторое время стояла неподвижно, огорченная тем, что не смогла помочь своей клиентке. Все, что становилось мне известно о жизни Розалинды Фокс — этой молодой матери, без конца путешествующей по свету и теряющей дорожные сундуки с вечерними платьями с такой же легкостью, с какой некоторые люди, убегая от начавшегося дождя, забывают бумажник на столике в кафе или на скамейке в парке, — возбуждало мой интерес.
Я подошла к балкону и, укрывшись за ставнем, принялась наблюдать. Англичанка вышла на улицу и неторопливо направилась к ярко-красному автомобилю, припаркованному у подъезда. Я предположила, что кто-то там ее дожидался — возможно, тот самый мужчина, рядом с которым ей так хотелось блистать в этот вечер. Меня распирало от любопытства, и я старательно всматривалась, надеясь разглядеть лицо этого человека. Возможно, это был немец, и именно потому она так хотела произвести впечатление на его соотечественников. Я представляла его молодым и привлекательным, светским и раскованным, как сама Розалинда Фокс. Однако мне не пришлось долго теряться в догадках, поскольку, когда англичанка дошла до автомобиля и открыла правую дверь — чтобы, как я предполагала, сесть рядом с водителем, — я с изумлением обнаружила, что там находится руль и она сама собирается вести машину. Ее никто не ждал в этом английском автомобиле с правым рулем: она завела мотор и уехала одна, так же как и приехала. Без мужчины, без вечернего платья и, должно быть, без малейшей надежды найти какой-нибудь выход.