Айше все время вспоминала предупредительную ненавязчивость Исмата. Она написала ему письмо и вскоре получила ответ. Письмо, хотя и написанное очень неправильным русским языком, было полно светлой радостью за Айше, вступившую в новый, более значительный, этап своей жизни. Ни в чем не упрекая, ничего не требуя Исмат как бы между строк напоминал о своей любви, о былой благосклонности девушки. Когда Айше уставала от занятий, когда на душе становилось тяжко от одиночества или от порции очередного хамства, она доставала это доброе письмо от далекого друга. И читая его она то счастливо смеялась, то плакала - в зависимости от настроения. Конечно, она написала ему опять, не давая никаких обещаний, не строя никаких планов на будущее. Но Исмат понял из этого ее письма, что она сохранило о нем светлое воспоминание, что он ей нужен. Из опасения задеть ее девичью гордость и из-за страха спугнуть судьбу он старался не показать в своем ответном послании, что ее чувства раскрылись в письме, старался проявить сдержанность. Но теперь ни у девушки, ни у молодого человека не оставалось сомнений в истинности их взаимного влечения.
И однажды Айше не получила ответа на свое очередное послание. Прошел месяц, прошел второй - писем из Узбекистана не было. Не зная, должна ли она считать себя оскорбленной или есть основания для беспокойства за судьбу Исмата, девушка написала короткую недоуменную записку. Прошел месяц - ответа не было. Айше написала вновь, и опять прошел месяц - никакого ответа. Тогда отвергая все обговоренные предосторожности, девушка написала письмо в колхозную контору, своей приятельнице Гульчехре. Написала на узбекском языке и адрес обратный указала "до востребования" на имя одной из однокурсниц. Ответ пришел через пару недель, и Гульчехра сообщала в нем, что Исмат отправлен на Фархад-строй, откуда мало кто возвращается...
...Ночью около двенадцати секретарь райкома, дремлющий на кушетке в своем кабинете, получил телефонограмму о необходимости срочной отправки на строительство Фархадской ГЭС двадцати человеческих сил. Об исполнении доложить не позднее девяти часов утра местного времени.
Секретарь райкома позвонил сперва председателю райисполкома, который тоже обязан был бодрствовать на рабочем месте, затем домой начальнику районного отдела МГБ. Дело было привычное, и механизм запуска мероприятий был отлажен. Все указанные личности немедленно собрались в райкомовском кабинете, достали секретные блокноты и без разногласий определили, какие сельсоветы должны на этот раз послать людей на великую народную стройку. Немедленно связались по телефону с выбранными сельсоветами. Не обошлось без ругани и угроз, потому что только в двух из пяти сельсоветов в конторе оказался кто-то из ответственных работников, в других же испуганным сторожам велено было - анагни скей! - немедленно, хоть из-под земли, вытащить в контору кого-нибудь из начальства. На появившегося сельсоветовского функционера сперва обрушивалась лавина угроз, причем, несмотря на сжатые сроки, отпущенные высшим начальством на выполнение задания, к трубке прикладывался каждый из находившихся в кабинете руководителей разных ветвей районной власти. Слушая ругань и угрозы, сельсоветовский функционер прикидывал, сколько нужно будет дать каждому из грозных собеседников, чтобы в последующем не часто напоминали о нынешнем проступке.
- Хоп, ходжаин! Хоп! Болади! Хоп! (Хорошо, хозяин! Хорошо! Будет сделано! Хорошо!) - только и вставлял сельсоветовский чин. Поняв, наконец, по какому делу его вытащили из постели, он сообщил районному руководству, руководствуясь при этом личными антипатиями, названия колхозов и фамилии председателей, которым этой ночью предстоит выделить то или иное количество человеко-сил.
В то же время по указанию районного руководства спешно мобилизовали несколько грузовиков, в которые посадили злых от недосыпу милиционеров, и грузовики эти, мигая фарами, шумно направились по означенным маршрутам. После этого и секретарь райкома, и председатель райисполкома, и полковник МГБ могли отправляться по домам - все должно было теперь идти по накатанной колее.
Тем временем грузовик с милиционерами прибыл в колхоз, председатель которого из-за отсутствия телефона узнал о мероприятии от разбудившего его офицера милиции. Тотчас разослали людей из ближних домов по всему селению, созывая все взрослое население на "общее собрание всех членов колхоза". Рассвет еще не наступил, ночь была безлунная. Люди, обалдевшие от сна и от страха, шли на площадь к правлению спотыкаясь в темноте, моля Аллаха, чтобы не их схватила нынче за горло страшная рука советской власти. Но Аллах, как известно, не каждой молитве внемлет. Кого же неизъяснимый в своих деяниях Всемилостивейший не спасет от грозной власти коммунистов в эту ночь?