Их было шестеро. Трое мужчин, три женщины. По виду им можно было дать от пятнадцати до двадцати пяти… в своем мире он автоматически прибавил бы девять-десять лет, чтобы получить их настоящий возраст; здесь же приходилось удовлетвориться внешними данными.
Они… жили среди людей, во всяком случае, старались… Да, судя по картинкам в головах объектов слежки, в этом мире были люди; они жили своей обычной жизнью, той жизнью, которую он помнил до эпидемии две тысячи девятого года, и даже не подозревали о том, что у них под боком расположилась семейка кровопийц. Точнее, так думали сами кровопийцы. Потому что… черт возьми, да на них даже в Голд-Косте* обратили бы внимание - огромном городе, где желтыми глазами и бледной кожей обладает каждый первый! Что уж говорить о нормальных людях с нормальным зрением, если эта шестерка отличалась не то что болезненной, а прямо-таки гипсовой белизной кожи и аномально яркими глазами. И о такой прекрасной вещи, как грим… или хотя бы декоративная косметика, чуваки явно не слышали.
Кстати сказать, именно глаза, а не уши или зубы, служили местным вампирам - они сами предпочитали именовать себя так, ну что ж, пусть будут вампиры - индикатором насыщения: от голода они темнели до черных. Что происходило дальше, посмотреть не дали: кровопийцы благоразумно не доводили себя до деградации; за три дня, что он провел под землей, все члены семейства успели поохотиться; он, со своей стороны, воспользовался этим временем, чтобы поесть - и оценил возможности обострившегося нюха. Кроты и барсуки на вкус оказались неплохи, во всяком случае, лучше крыс… правда, предсказуемо почти не насыщали, но это было лучше, чем совсем ничего. А возможность голодного безумия исключать он не спешил: если тело все-таки меняется, пусть и начиная с радужки, то не факт, что оно при длительном голодании не дойдет до стадии уродливого безмозглого мутанта… и он совершенно не горел желанием проверять, как эта стадия выглядит у местной нежити. Не на себе, во всяком случае.
А местная нежить тем временем существовала так же, как существовали привычные ему Homo culicidae*. С некоторыми физиологическими отклонениями, правда; так, смерть не обрекла их на вечный целибат, позволив в полной мере получать удовольствие от секса (сама возможность эрекции и оргазма у существ, по определению лишенных кровообращения, показалась ему столь абсурдной, что огромных трудов стоило не заржать в голос).
И, в общем, это было еще терпимо…
…все было бы терпимо, живи эта семейка Аддамс где-нибудь среди себе подобных, или хоть подальше от людей. Но нет. Четыре вампира, насколько он понял, посещали школу - обычную, человеческую! И это при том, что как минимум у одного из них постоянно возникали совершенно недвусмысленные фантазии о вкусной прямоходящей пище! “Господи, ну кем надо быть, чтобы до такого додуматься, а? А если у кого-нибудь кровь носом пойдет - что тогда?” Еще один, похоже, трудился хирургом в больнице, но у него хоть мозги не съезжали. Вроде бы. “Единственный нормальный в этом сумасшедшем доме…” Его подруга тоже держалась вполне достойно, лишний раз из дома не высовывалась и на людях не показывалась. Остальные трое… несколько раздражали, но не более того.
Ближе к концу третьего дня в мыслях обитателей дома замелькал еще один упырь: семья о нем беспокоилась. На вид - лет семнадцать-восемнадцать, очень высок, лохмат, на лице если что и пробивалось, то было сбрито еще при жизни. Лицо профессионального игрока в покер - самое большее, хмурится иногда. Руки подозрительно похожи на его нынешние. Домашние называли упыря Эдвардом.
“Вот так раз. Ну что ж, логично предположить, что Эдвард - это все-таки я… забавно, черт возьми. С одной стороны, я знаю теперь, кто я, и это хорошо; также я знаю, что не чужой в этой местности и за вторжение на чужую территорию меня не убьют сразу - что тоже неплохо. Но с другой стороны, они волнуются за него… могут начать искать. А найдут меня. И я не смогу их обмануть, потому что в глаза этого Эдварда не видел, и знаю о нем только то, что он читает мысли и вечно держит морду кирпичом. Вот если бы удалось пробраться в дом и что-нибудь разнюхать…”
Такая возможность представилась в будний день, когда подруга дока, единственная, кто не работал и не учился, отлучилась за покупками. “У меня есть пара часов или чуть больше… ну, благословясь”.
Внутреннее устройство дома не отличалось от того, что он уже видел чужими глазами. “Все-таки не шизофрения”. Чем-то похоже на дом, выделенный ему корпорацией - вроде и предназначен для жизни, но как жилье не воспринимается. Даже растительности никакой нет, а жаль - с ней хоть немного поживее… “До чего же, нахрен, уродливый дом”, - сказал бы его друг.
На обыск ушло около сорока минут. Результаты не обрадовали.
Никакого оружия в доме, за исключением кухонных ножей. Ожидаемо, но печально.
До отвращения мало фотографий - это при вампирской-то страсти к фото-и видеосъемке! Впрочем, короткий взгляд в зеркало все объяснил - этим тварям нет нужды постоянно запечатлевать себя на пленке, они и без того не забудут, как выглядят. “Пожалуй, это единственное, в чем они логичнее нас - мы в плане отражения плюем на законы физики…” И все-таки жаль. Слишком мало информации… Все та же морда кирпичом, безупречно прямая спина (на заметку - не сутулиться) и, вот черт, на паре снимков он сидит за роялем. “Примерно такой же рояль стоит в холле, и у него… то есть у меня целая музыкальная библиотека. Мне бы еще часов десять - прочитать необходимый минимум обо всех этих музыкантах и композиторах, ибо девяносто пять процентов этих фамилий я вообще впервые вижу”. Об игре не могло быть и речи.
Кроме того, в комнате Эдварда нашлись ноты, явно записанные от руки - ах ты ж, он еще и сам сочиняет - и несколько толстых тетрадей стихов, не всегда на английском. По сходству отдельных слов с латынью можно было в некоторых стихотворениях предположить итальянский; третий язык поддался идентификации только после тщательного изучения дипломов, где указывалось знание испанского… и, действительно, итальянского. Латынь в рамках анатомической, клинической и фармацевтической терминологии и давно захиревшее без практики чтение по-немецки против такого багажа знаний явно проигрывали.
Куча дипломов об окончании самых разных учебных заведений - Господи, сколько же лет он учился? Вот это выдержка… - две ученых степени по медицине. Неплохо. Правда, обе диссертации были по кардиологии, но это уже не столь важно. Куча красивых сертификатов, грамот и тому подобного, но ни одна не связана с каким-либо видом спорта. Документы - паспорт, страховой полис, водительские права на имя Эдварда Энтони Каллена тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года рождения. “Так, минутку - если выгляжу я на семнадцать, и по документам мне, теоретически, тоже семнадцать, то сейчас… две тысячи пятый?.. Мне тогда был тридцать один год, и я несколько раз публиковался в Oncogene и Blood Cancer Journal*; вот сейчас и выясним, в параллельной я реальности или в другом уголке своей”.
Такие журналы здесь существовали, вот только ни своей фамилии в списках авторов, ни собственно статей он, разумеется, не нашел. Как и в поиске собственно по фамилии: атомная единица массы, период низкой солнечной активности, цветовая слепота… по его профилю - ничего. “Значит, здесь я не существую в принципе… как, наверное, и все, кого я знаю… и это еще раз доказывает - у нас таких, с позволения сказать, вампиров не водится”. Хоть что-то хорошее. Между прочим, в огромном доме всего один телевизор (который за три дня не включался ни разу) и один же компьютер; возможно, в стереоустановке есть радио, но похоже, новостями в этой семье никто особенно не интересуется.
“Итак, подведем итоги, - безрадостно думал он, вычищая историю браузера. - Меня зовут Эдвард Каллен. Я ученик старшей школы города Форкс, что в штате Вашингтон, США. Не курю, не интересуюсь новостями, ничего не знаю о цветоводстве и никогда не держал в руках оружие. Обожаю музыку, прекрасно играю на рояле, сам пишу музыку и стихи. Знаю итальянский и испанский языки. Я вампир, хотя привык справляться с жаждой крови, охотясь на животных. Не горю на солнце, необыкновенно силен и быстр и способен читать мысли. Живу в “семье” себе подобных.