Утром я прочла в газете, в разделе местной хроники, о пропаже кошачьей мумии, найденной рабочими при сносе старой гостиницы. Люди, худо-бедно понимавшие в этом толк, интересовались судьбой кошки.
В пять Херб ждал меня возле конторы, с коробкой под мышкой. Наш автомобиль был припаркован у тротуара. Садись, сказал Херб. Отвезем ее.
Где Томас? — спросила я.
Коробку Херб положил на заднее сиденье.
Он поехал в район, совершенно мне незнакомый — сплошь старинные особняки, — и остановился перед коваными воротами. На латунной табличке я прочла название некоего института.
Что это? — спросила я у Херба.
Адрес, который нам нужен.
Он вышел, поставил коробку у ворот, позвонил, опять сел в машину и, не дожидаясь ответа, тронул ее с места.
Женщины ближе к этим вещам, сказал он.
Куда вы собрались? — спросила я, когда мы выехали на окраину.
Поедем куда глаза глядят, это же твоя летняя мечта.
У меня есть Томас.
Он привез меня на узкое озерцо, где я никогда еще не бывала. Вода была бурая, мутная, словно затянутая пленкой, по которой шныряли водомерки.
Войдя за Хербом в воду, я почувствовала, как ноги погружаются в ил.
Не знаю, стоит ли, сказала я.
Почему?
Кругом ни души. Где плавают другие, там я легко ориентируюсь.
Херб заметил, что я научусь.
Потом он лежал рядом со мной на спине, скрестив руки под головой и закрыв глаза.
У меня есть Томас, сказала я.
Почему ты не бросишь работу, если она тебе опротивела? — спросил он. Завела бы детей, занялась хозяйством. Как насчет этого?
Старая пластинка, сказала я. Томас что, поручил вам сделать из меня домашнюю хозяйку? Потому и говорит что вы за ним увязались?
Он фыркнул, не разжимая губ, только диафрагма — я видела — дернулась вверх-вниз.
Томас хочет детей?
Вынашивать их тебе, ответил Херб.
Все-то вы знаете, сказала я.
Ведьма, сказал он. Голос его изменился, в нем зазвучала нежность, как у Томаса.
Ведьма? — переспросила я.
Этой ночью я проснулась оттого, что хлопнула входная дверь. И разбудила Томаса: Херб ушел.
Томас помотал головой: Не может быть, это против уговора.
Какого уговора? Но Томас уже спал.
Мы бы не встали вовремя, если б Херб не постучал в дверь.
На кухне стояла коробка, в которой он отвозил дохлую кошку, но она была пуста. На столе лежала развернутая газета. Тот институт сгорел.
День выдался душный, а вечером над городом прошли ливневые дожди. На сей раз за мной заехал не Херб, а Томас, и поток машин из центра к предместьям был куда гуще, чем в другие вечера.
Лучше б ты его выставил, предупредила я Томаса.
Херб поджидал нас.
Когда я опять увидала в открытой коробке кошачью мумию, у меня перехватило дыхание. Ни слова не говоря, я взяла коробку под мышку и отнесла на улицу, к мусорным бакам.
Едва стемнело, Херб притащил ее обратно. Уверяя, что мумия имеет какое-то отношение к пожару.
Я его высмеяла: мистикой да злыми чарами никому теперь голову не заморочишь.
Наша собака прямо шалела, пока коробка была в квартире. Стояла перед закрытой кухонной дверью, тыкалась носом в порог и скулила; кот сидел с нею рядом как изваяние.
Херб решил тебе доказать, заметил Томас.
Что доказать?
Что в неподходящих руках мумия приносит несчастье, сказал Херб.
На этот раз Томас пошел с нами. Мы сдали кошку в бюро находок, и Херб ночью из дома не уходил.
Утром он спросил: не подбросите меня в город?
Надо забрать ее с пожарища, объяснил он в машине.
Стало быть, ты привел в дом колдуна, сказала я Томасу. И долго ли так будет продолжаться?
А в чем дело? — сказал Томас. Херб просто больше знает, вот и все.
Он нам сто очков вперед даст, сказала я, вот что страшно.
Я избегала оставаться с Хербом наедине, бросила ходить в бассейн, гулять и ездить по воскресеньям за город. После работы, как узница по камере, сновала по квартире.
Ты раздражена, сказал Херб.
Пусть он оставит меня в покое, сказала я Томасу.
Чем он тебе не потрафил?
Неужели не видишь, что здесь происходит?
Сама я увидела только в середине августа. Меня не настораживало, что вечерами Томас теперь частенько отсутствует. Ходит на эти свои курсы.
Может, придется пожертвовать Испанией, сказал он, нужно довести дело до конца.
Томас честолюбив, сказал Херб, ты знала?
Томас в порядке, ответила я, он, пожалуй, не только до мастера дойдет, а и повыше поднимется.
Ты — вот кто мастерица, сказал Херб в своей путаной манере.
Я привыкла к нему.
Томасово честолюбие важнее Испании — для меня это не вопрос. Зато для Херба очень даже вопрос.