Стеклоочистители не справлялись с дождем.
Потом — давящая духота в долине реки По.
Мы проехали через Милан и сделали небольшой крюк от Бергамо к озеру Изео.
Там мы заправились. Пока в бак заливали бензин, я прошлась по улице городка. По дороге заметила вывеску мороженого. Взяла две порции ванильного в очень вкусных вафельных стаканчиках. Одну порцию для себя, другую — для дочки, дожидающейся на заднем сиденье.
Полдень, но становится прохладнее. Жара спала.
Забираюсь в машину, усаживаюсь.
Через некоторое время, уже по дороге от Тирано на Бормио, я неожиданно спохватываюсь: Как прекрасно было в долине Адды! Он сидит рядом, разложив на коленях карту.
Маршрут нам давно известен.
Что же изменилось? — спрашиваю я.
Что могло произойти за четырнадцать лет?
Он перечисляет новые гостиницы.
Время от времени я чувствую, что он смотрит на меня. Мы не разговариваем. Когда я вытаскиваю очередную сигарету, он обращается ко мне, дает прикурить.
Четырнадцать лет назад ему было двадцать три. Он был долговязый, худющий и вечно голодный. Теперь он поправился, носит бакенбарды, очки в тонкой золотой оправе. Однако он еще неплохо выглядит, особенно благодаря загару. Он загорает обычно до черноты, если долго находится на солнце.
Он мне нравится.
Когда мы добираемся до Бормио, он сует мне в рот новую сигарету. На миг я отвоевываю его у руля, к которому он прикован, и касаюсь его мягкой, теплой ладони.
Останавливаемся в той же гостинице, что и четырнадцать лет назад. У Анны отдельный номер рядом с нашим. Она уже достаточно взрослая. Во время поездки она почти не разговаривала с нами. Теперь она разглядывает гостиницу, посматривая на нас. Смотрит немного свысока.
Гостиница неплохая. Четырнадцать лет назад она была лучше. Очень старая и роскошная. Видно, что под листьями дикого винограда, вьющегося по стенам, отвалилась штукатурка. Как будто ничего и не изменилось.
Тогда все было почти так же, как теперь.
Тоже три недели не было дождя. Лишь иногда собирались тучи над вершинами гор, а ветер уносил их в сторону моря. Жара и запах масла для загара на пляже…
Потом эта гостиница на обратном пути. Звяканье тарелок и чашек, запахи еды, доносящиеся с кухни. Одно окно выходит во внутренний дворик и открыто, другое — на улицу — закрыто.
Через день мы оказались в горах. Побережье осталось позади. Комнатка неплохая. Только какая-то неполадка с краном в ванной. Все время шумит вода.
Забираюсь на кровать с ногами и прислушиваюсь к этому шуму.
Освещение ужасное: слабая лампочка под стеклянным плафоном. Может, хоть кровать деревянная? Нет, я случайно стукаюсь об нее коленкой и слышу металлический отзвук. На полу — линолеум и огрызок ковра. На одну ночь и это сгодится.
Наш отдых подходит к концу.
Муж расположился на кровати, закинув ногу на ногу.
Хочешь есть? — обращается он ко мне.
Я голодная.
Внизу жарится мясо. Запах доходит до нашего номера.
Синьора в черном осведомляется, чего бы мы хотели поесть.
Спасибо, отвечаю я, мы уже поели.
На самом деле — нет.
Для начала надо узнать, сколько стоит номер.
Прикинув, я говорю, что денег хватит, еще останется на обратную дорогу.
Он принес из машины транзистор и ищет немецкую станцию.
Сейчас должны передавать новости, бурчит он и смотрит на часы. В ванной шумит вода, а я почему-то боюсь протянуть к нему руку, дотронуться до него. Он злится. Это вылилось бы наружу, если бы я не сдерживалась.
Я так устала.
Но все-таки надо с ним заговорить.
Хочешь есть? — спрашиваю, ощущая пустоту в собственном желудке.
Он все возится с транзистором. Встаю, подхожу к окну.
Закрой окно! — приказывает он.
Высовываюсь наружу. Дворик узкий. Перегнувшись через подоконник, заглядываю вниз, вижу кухню. За широкими окнами — женщина.
Мне не хватает воздуха, заявляю я.
А мне холодно, возражает он. Наконец-то, кажется, нужная волна найдена. Он вслушивается в передачу, улегся и курит уже третью сигарету, не предлагая мне присоединиться.
Дай сигарету, прошу я.
Он хватает пачку и бросает ее на мою половину кровати, даже не повернув головы. Конечно, он в ярости. Потому что машина сломалась.
Сцепление могло сломаться и по другой причине, заявляю я.
Молчит.
Для итальянской кровати он слишком длинный. Головой и ногами упирается в спинки.
На одну-то ночь в отеле мы наскребем. Я говорю это уверенным тоном.