Явор принес с собой бутылку виски и тут же водрузил ее на низенький журнальный столик. Ванде он протянул пять тюльпанов нежно-розового цвета, которые как-то неестественно смотрелись в этой комнате. Во всяком случае, для Ванды.
«Господи, — подумала она, — надо же: цветы!»
— Прямо не верится, что он так вырос! — удивленно сказал Явор. — И сколько еще он будет расти?
— Не знаю. Может быть, не так много. Хочешь, я тебе его отдам?
— Зачем он мне нужен?
— Твоему ребенку.
Явор засмеялся.
— Ты это серьезно? Да жена в обморок упадет, когда его увидит!
— Не знаю, что я буду с ним делать, — вздохнула Ванда. — Смогу ли вообще его здесь держать.
— Не думай сейчас об этом.
— А о чем мне думать? О чем-то хорошем? О’кей, назови мне в нашей работе что-то приятное, и я стану думать только о нем, обещаю.
— Ну, хотя бы о том, что положение твоей матери не ухудшилось.
Ванда бросила на него взгляд, который вместо ироничного получился каким-то жалким.
Она позвонила в больницу, как ей и посоветовали — до шести часов вечера. Ей сообщили, что состояние ее матери остается стабильным, и оно не изменилось с утра, когда Ванда виделась с врачом. Но эту новость она как-то не воспринимала как хорошую.
Только чудо в данной ситуации можно было бы назвать хорошей новостью.
Например, если бы кто-то мог вернуть время назад.
Или помог бы ей очнуться от этого кошмара.
— Из лаборатории подтвердили первоначальные результаты, — промолвил Крыстанов, вновь украдкой взглянув на Генри. Тот покончил с ужином и, пристроившись на ветке, внимательно прислушивался к их разговору.
— И?
— Обнаруженное пятнышко крови, действительно, не относится к Войнову. Единственный способ установить, кому оно принадлежит, это сделать ДНК-анализ. Только проба, взятая единственно с этого пятнышка, недостаточна. Даже если это кровь Гертельсмана, тех данных, которыми мы располагаем, недостаточно для веских доказательств.
— Ты шефу об этом сказал?
— Да.
— А он?
— Ничего. Сказал, что поговорим об этом завтра.
— Ясно. Значит, продолжает считать, что если будет шпынять нас каждый день, то мы наконец возьмемся за ум и что-то обнаружим.
Ванда хотела налить Крыстанову еще виски, но тот отказался. Поэтому она налила в свой стакан двойную порцию, отпила большой глоток и задержала виски во рту. Потом проглотила, однако тепло, разлившееся по телу, уже не приносило удовлетворения. Наоборот, она чувствовала, как напряжение начинает спадать и в любой момент она может разрыдаться. Нужно держать себя в руках. Может, не надо больше пить, но, с другой стороны, Ванда не видела причин останавливаться. В любом случае, ей не избежать слез. А увидит ли их Крыстанов, не имеет значения.
Она засмотрелась на тюльпаны.
Вот их с полным основанием можно назвать чудом. Ей так давно никто не дарил цветы, что она вообще потеряла всякую надежду на то, что это когда-нибудь снова случится. Да, конечно, цветы ей принес коллега, но это нисколько не умаляло самого факта, что Ванда получила цветы от мужчины. Разумеется, он подарил ей цветы из чувства сострадания, а большего она не могла ожидать. Да и какое это имеет значение!
Алкоголь медленно обволакивал ее сознание, и в мягкой, прозрачной пелене оно было настолько хрупким, что любое соприкосновение с реальностью в этот нежный и, вместе с тем, исполненный жестокости майский вечер могло легко нарушить его. Впрочем, Ванда ощущала это всеми фибрами своей души, оно уже было безвозвратно нарушено. Более того, она была в этом убеждена.
— Не хочу видеть завтра нашего кретина, — заявила она, почти плача.
— Не получится. Да ты не беспокойся, все-таки, он не такой урод, каким ты его себе представляешь. Я ему сказал, что случилось с твоей матерью, так что, вот увидишь, он будет вести себя вполне прилично.
— Он будет вести себя прилично, потому что у моей матери, которой вообще по фигу, есть я или нет, случился инсульт. А совсем не потому, что вот уже столько лет я стараюсь делать свою работу хорошо. Но это не имеет никакого значения, не так ли?
— Ты придаешь ему слишком большое значение.
— Но ведь он — мой начальник, если ты не в курсе.
— Вот именно.
Ванда попыталась себе еще налить, тайно надеясь, что Крыстанов ее остановит, но он этого не сделал.
— Завтра я поеду на похороны Войнова. Могу вообще не прийти на оперативку, но на похороны я пойду во что бы то ни стало.
— Ты пойдешь и на похороны, и на оперативку. Если хочешь, я поеду с тобой в Перник.
— В Пернике ты мне не нужен. Не маленькая — сама справлюсь. Но если хочешь, сделай одолжение, завтра утром скажи ему, что я в больнице. Если смогу, приду, а если не смогу, что, вероятней всего, так и будет, скажи ему, что я пошла в больницу. Впрочем, вполне возможно, что я действительно туда пойду.