Евдокия Войнова величественно, как королева, прохаживалась среди гостей, пришедших проводить ее супруга в последний путь. На каждый возглас «Земля ему пухом» и «Царствие ему небесное» отвечала благосклонной улыбкой, словно это пожелание относилось к ней самой. Рядом с ней, прихрамывая, шел пожилой мужчина в светлом плаще, застегнутом на все пуговицы, и с черным зонтиком в руке. У стола Моника разговаривала с официантом, не выпуская руки мальчика из своей руки. Ребенок выдернул руку и захныкал:
— Мама, я есть хочу!
— Тихо, — прикрикнула на него мать. — Дома будешь есть.
— Ужасно невоспитанный ребенок, — произнес чей-то знакомый голос позади Ванды. Она обернулась и увидела Войнову с мужчиной в плаще.
— Познакомьтесь, — произнесла Войнова, и мужчина схватил Ванду за руку с таким остервенением, словно собирался тут же вцепиться в нее зубами.
— Крайчо Краев, поэт.
— Господин Краев — не просто поэт, — пояснила Войнова, — а один из немногих великих живых поэтов нашего окаянного времени. Он был близким другом Асена.
— Для меня смерть Асена — это не просто преступление против отдельной личности, а покушение на все человечество, — выпалил Краев, не выпуская руки Ванды. — Любое посягательство на свободное слово — это попытка нанести вред всему человечеству. Асен был воплощением этой свободы, свободного слова. Но в нашей бедной, нищей, сломленной бездуховностью и моральным разложением стране, особенно в это время, когда последние ценности догорают, как свечки, в храме нашей национальной истории и некому обронить по ним хотя бы слезинку, мы, увы, не можем надеяться даже на самую элементарную справедливость. Кто найдет убийц Асена? Кто их накажет? Неужели те самые, что разрушили, уничтожили, опозорили болгарскую культуру? Наши нынешние и прошлые правители? Бывшие и действующие менты? Их ли разжалобит смерть какого-то там писателя? Да никогда!
Ванде наконец удалось высвободить руку из жаркой хватки поэта и она сказала:
— Я вам не представилась: инспектор Беловская, действующий мент.
— Госпожа Беловская из полиции, — любезно пояснила Войнова. — Именно она расследует убийство Асена.
Поэт Краев вскинулся, словно его ужалили.
— Вы же понимаете, я выражался, так сказать, фигурально. Мы все ужасно расстроены смертью Асена. Надеюсь, вы поймете меня правильно, я никого не хочу обвинять. Я бы никогда не стал раздавать беспочвенные упреки налево и направо. Все мои сравнения были образные, я бы даже сказал, абстрактные. Тем более, что идея справедливости — это, если хотите, философская идея, универсальная потребность. Не я ее выдумал.
— Крайчо — кристально чистый и достойный человек, — вмешалась Войнова, положив поэту руку на плечо.
Мужчина в плаще покачал головой. Его глаза были полны слез.
— Таким был и Асен, — всхлипнул он. — Таким был и Асен.
Евдокия Войнова подождала, пока Краев отойдет к шведскому столу на расстояние, с которого он не мог бы их слышать.
«Ну вот, мы снова одни, — подумала Ванда. — Одни среди толпы».
— Я хотела дать вам вот это, — сказала Войнова, жестом настоящего фокусника вынимая из черной сумочки толстую пачку листов. — Это рукопись последнего романа Асена, разумеется, незаконченного.
— Но всего несколько дней назад вы мне сказали, что он уже давно ничего не писал.
Войнова засмеялась.
— А вы действительно понимаете сказанное буквально. То, что он не работал над каким-то конкретным заглавием, не означает, что он вообще не писал. Для такого человека, как он, не писать равносильно самоубийству. Он нуждался в ежедневном полете мысли, даже, если хотите, в движении руки над белым листом. К сожалению, он не посвящал меня в свои планы. Асен не любил делиться идеями до тех пор, пока они не обретут какую-то конкретную форму. Поэтому я очень удивилась, найдя эту рукопись позавчера, когда наводила порядок у него в столе. Вы даже представить себе не можете, насколько она для меня ценна. А ее значение для музея вообще не поддается оценке.
— Вы намереваетесь отдать ее в музей?
— Да, я думаю оставить ее в музее. Разумеется, после того, как вы с ней ознакомитесь. Я выделю для рукописи отдельную витрину с климатическим устройством и прочее — все, как полагается. Я не помню, говорила ли я вам о том, что хочу превратить дом в музей его памяти. Уже договорилась с мастером, он обещал завтра установить на стене дома мемориальную доску. Это будет первым шагом.