— Но в таком случае не давайте мне рукопись. А вдруг с ней что-то случится — ведь я всего лишь простой мент.
— Эх, инспектор Беловская, — вздохнула Войнова. — Вы гордая женщина, и слишком легко обижаетесь. Наверное, поэтому вы мне нравитесь, и я испытываю к вам полное доверие. Возьмите рукопись Асена и прочтите ее. Прошу вас. Может быть, она не имеет никакого отношения к его смерти, но я не могу это определить. Это может сделать только профессионал. Кто-то вроде вас.
Ванда взяла листки, исписанные нечетким, каким-то размытым почерком.
«Да она попросту меня клеит, — мелькнула в голове мысль. — Интересно, почему? Чем я могу быть ей полезной?»
Она вдруг вспомнила о Монике Серафимовой и поискала ее глазами среди начавшей редеть толпы.
«То, чего она не хотела делать со своим мужем, — продолжала рассуждать Ванда, — не означает, что она не станет делать с другими».
Ванда увидела Монику немного в стороне. Молодая женщина склонилась к надгробному камню и издали казалось, что она что-то ему говорит. Однако приблизившись к ней, Ванда увидела, что она разговаривает с сыном. Мальчик присел на постамент и дожевывал ломоть ритуального хлеба.
— Я не наелся, мама. Нельзя ли еще кусочек, прошу тебя, — жалобно ныл ребенок, дожевывая сухой хлеб.
— Прошу тебя, хватит, — тихо увещевала его мать. — Вот вернемся домой, там и поешь. Тебе вообще не следовало брать эту еду, она чужая, не наша.
— Но ведь дядя Асен…
Ванда прокашлялась, чтобы не напугать их.
— У вас очень послушный сын, — сказала она.
— Это только так кажется, — смущенно пробормотала Серафимова, но Ванда почувствовала, что ее комплимент пришелся женщине по сердцу.
— Мама, чего она опять хочет? — спросил мальчик, продолжая жевать, и изо рта у него посыпались крошки.
— Мне нужно кое о чем спросить твою маму, — объяснила Ванда и лучезарно улыбнулась, представив себе, как она отвешивает мальчишке подзатыльник. — А ты тем временем пойди возьми себе чего-нибудь сладенького. Мне кажется, я там видела шоколадные пирожные. Они выглядели очень вкусными.
Глаза у мальчика заблестели.
— Можно, мама?
Моника Серафимова беспомощно пожала плечами.
— Хорошо, иди. Но, прошу тебя, не больше двух.
— Вылитый отец, не так ли? — подбросила Ванда, когда мальчик отошел на безопасное расстояние.
Моника удивленно посмотрела на нее:
— Вы это о чем?
— Я говорю, что он очень похож на отца, хотя называет его «дядей Асеном».
— Как такое могло прийти вам в голову?
— Но ведь об этом легко догадаться. Иначе, зачем бы Войнов стал вам помогать? Нашел вам хорошую работу, приносил деньги…
— Да потому что он меня любил. Он и ребенка любил, но это не его сын. Правда, иногда ему приходилось отчитывать мальчика, вести себя с ним строго, как обычно ведут себя отцы, но это было скорее с воспитательной целью, чтобы дать ему пример для подражания. Если вы мне не верите, я могу показать свидетельство о рождении ребенка.
— Я вам не верю, — спокойно ответила Ванда. — Но и свидетельство о рождении меня тоже не интересует. Пока оставим этот вопрос в стороне, он не столь уж важен. Скажите, как так получилось, что Евдокия Войнова не только пригласила вас на похороны, но и поставила рядом с собой, словно вы — член семьи?
— Но ведь наша связь с Асеном — это почти семья, — заметила Моника.
— И она об этом знала?
— Она все знала. Асен никогда ничего не скрывал. Он был честным человеком.
«Чистым и достойным», — добавила в уме Ванда.
— И как реагировала на это Войнова?
— Она не была особенно счастлива…
— Пока в один прекрасный день…
— Ничего подобного, — вдруг вспыхнула Моника. — Вы что же, думаете, что она нас в момент полюбила? Да она никого, кроме себя и своих полоумных затей, не любит. Разве вы не видите, что теперь она чувствует себя как рыба в воде — наконец свободна и может изображать из себя кого хочет! Но вся проблема в том, что этого ей мало. Она требует, чтобы и другие участвовали в ее игре, чтобы верили всем ее небылицам — чем больше, тем лучше. И не потому, что она какая-то чокнутая маньячка, нет. Наоборот. Она очень хитра и хорошо знает, что мы живем в такой стране, где любой, решивший проявить свои комплексы, может указать на себя пальцем и сказать: «Я — такой-то!» И ему сразу поверят. Это самый легкий и надежный способ, и она его вовсю использует. Сегодняшний цирк — лишь часть представления, только и всего.