Ей оставалось только ухватиться за расследование, как утопающий за спасительную соломинку. Работа, конечно, ее не спасет, но она, по крайней мере, не мучила ее, особенно сейчас, когда Ванда избегала всяческого контакта с начальством.
Ванда решила сначала заехать к себе домой, чтобы взять книги Гертельсмана. Потом она проедет через кабинет и заберет последнюю рукопись Войнова. Надо признаться, что она поступила тупо, оставив ее в кабинете, просто не ожидала, что профессор справится с задачей столь быстро.
Генри не обратил на нее никакого внимания, он не привык, чтобы она возвращалась домой в неурочный час. Но Ванда знала, что он ее заметил. Ей всегда становилось не по себе, когда она на него смотрела. С одной стороны, ей хотелось, чтобы вернулись их доверительные, теплые отношения, которые существовали раньше. С другой стороны, с тех пор, как случилось несчастье с матерью, она все чаще и чаще думала о том, что, возможно, очень скоро придется с ним расстаться, потому что мать, как и жена Крыстанова, упала бы в обморок даже при одном взгляде на игуану, не говоря уже о том, что никогда в жизни не согласилась бы держать ее дома.
Но, с другой стороны, как она его увидит, если будет прикована к постели?
Это было бы самым плохим вариантом, но в таком случае Ванда могла бы взять Генри с собой, в квартиру матери, и та никогда о нем не узнает.
Если бы мать могла передвигаться по квартире, пусть даже и не сразу, необходимость в переезде Ванды к ней отпала бы сама собой. Она могла бы навещать ее, если надо, причем каждый день, а жить в своей квартире с игуаной. Но что бы ни случилось в дальнейшем, все-таки возможность не расставаться с Генри существовала.
Эта мысль несколько успокоила Ванду и, несмотря на то, что торопилась, она открыла дверь на балкон, вынула Генри из террариума и пустила его немного размяться. Однако он не выглядел особенно счастливым.
Ванда немного подождала, потом осторожно взяла его в руки и посадила обратно в стеклянный домик. По крайней мере, это останется неизменным.
Ей вдруг стало так хорошо, словно кто-то только что преподнес ей бесценный подарок.
Ей не хотелось, чтобы кто-то на работе ее увидел — ни Крыстанов, ни тем более шеф. Поэтому она припарковалась в самом конце стоянки и быстро проследовала в кабинет, моля Бога, чтобы ее никто не заметил.
К счастью, Явора в кабинете не было, так что Ванда быстро достала рукопись и побежала обратно. И только оказавшись у дома профессора, отправила Крыстанову смс, чтобы он знал, где ее искать.
Это был старый софийский дом, точно такой же, как дом, в котором жила мать, только квартира профессора на четвертом этаже была побольше и походила на библиотеку, которую очень давно никто не приводил в порядок.
Профессор Черногоров встретил Ванду так, словно она была долгожданным гостем, который чуть-чуть задержался. Сам профессор не выглядел очень уж старым, во всяком случае, не отвечал понятию «профессор-пенсионер». Он был одет в джинсы и клетчатый пиджак, а также потрудился надеть туфли.
На его письменном столе уже дымился кофе и стоял поднос с бутербродами, вазочка с печеньем и открытая коробка конфет. Пока Ванда поудобнее устраивалась за столом, он достал откуда-то бутылку коньяка и торжественно произнес:
— Надеюсь, вы мне не откажете. Это армянский коньяк.
Ей даже в голову не пришло отказать ему. Немного коньяка сейчас ей точно не повредит, а чуть больше, возможно, поможет хоть на несколько часов забыть то, что ее мучило.
— Вы так подготовились… — отметила она, отпивая глоток из рюмки. Коньяк был действительно прекрасный. — Зачем, я же к вам по службе.
— Просто я всегда рад, когда приходят гости, особенно дамы. В последнее время это случается, увы, не так часто.
И он подмигнул ей.
Ванде стало смешно, но она тоже подняла рюмку.
— Если позволите, я хочу задать вам вопрос: а как к этому относится ваша жена?
— О, она относится с должным пониманием, — усмехнулся профессор. — Мы давно в разводе, но поддерживаем прекрасные отношения. Она живет этажом ниже. Речь идет о моей третьей жене.
Ванда тоже улыбнулась ему в ответ и взяла с подноса маленький бутерброд с ветчиной.
Профессор Черногоров любезно выждал, пока она прожует, после чего сказал:
— Если вы не против, мы можем приступить к интересующему вас вопросу. Я хочу, чтобы вы знали, что мне очень приятно видеть вас у себя и что вам потребовалась моя помощь. Я уделю вам столько времени, сколько понадобится, но мне бы не хотелось терять ваше время.