В этой квартире еще многое предстояло сделать, но даже это уже было каким-то началом.
Ванда достала из стиральной машины мокрые простыни и повесила их на застекленном кухонном балконе. Отсюда даже в темноте хорошо был виден внутренний двор, окруженный чахлой зеленью и утопавший в мусоре. В скудном свете луны на земле поблескивали осколки стекла.
Может быть, здесь будет не так уж плохо? Во всяком случае, не хуже любого другого места…
К себе домой она вернулась поздно ночью. У нее уже не было сил думать о чем-то, искать какие-то объяснения или сожалеть. Хотелось только одного: принять душ и побыстрее лечь в постель.
Когда Ванда попыталась открыть ключом входную дверь, то с удивлением установила, что она открыта. Поколебавшись немного, бесшумно вошла и, не зажигая света, застыла в коридоре.
Пистолета, разумеется, у нее с собой не было. Он покоился, как всегда, в сейфе позади террариума.
«Какая же я дура, — мысленно обругала себя Ванда. — Будто я не полицейский, а музейный работник».
И тут она вспомнила о металлическом рожке для обуви, который лежал на полке слева. Разумеется, не бог весть что, но если в квартире кто-то есть, она сможет его опередить и отобрать у него оружие, если таковое имеется.
А то, что в квартире кто-то был, в этом она не сомневалась. Вопрос только в том, сколько их и где они в эту минуту находятся. Выбирать особенно не из чего. Он или они могли находиться в ванной, гостиной или кухне. Ванная отпадала, потому что, во-первых, там нечего было искать, а во-вторых, злоумышленник уже бы давно ее услышал и отреагировал.
Немного поколебавшись, Ванда выбрала гостиную, может быть, потому, что она была прямо перед ней, и потом интуиция ее толкала именно туда.
Ванда потихоньку открыла дверь и увидела на фоне окна темный силуэт.
В тот миг, когда он обернулся, она сделала бросок вперед.
— Инспекторша, не надо! — истошно завопил он, но поздно: Ванда успела изо всех сил обрушить острый металлический рожок ему на голову, после чего услышала жалобно-протяжное: «Ааааа!»
Включив свет, Ванда увидела пришельца у себя в ногах. Он стоял на коленях, закрывая лицо руками, а сквозь пальцы сочилась кровь, капая прямо на ковер.
— Ты с ума сошла! — простонал мужчина, потом поднял голову и зажмурился от яркого света. — Ты мне глаз выбила, сука! Что я теперь буду делать?!
Бегемот — а это был он — согнулся пополам и принялся лихорадочно шарить у себя в карманах в поисках носового платка, чтобы унять кровь, хлещущую на пол. Ванда выпустила из рук рожок, побежала в ванную, принесла оттуда рулон туалетной бумаги и бросила ему. Бегемот оторвал солидный кусок и стал вытирать лицо, не переставая материться себе под нос.
— Подумаешь, бровь рассечена, только и всего! — сказала Ванда. — Лучше пойди в ванную и умойся, а то весь ковер закапаешь!
— Он и без того испорчен, — процедил сквозь зубы Бегемот, но послушно поплелся в ванную.
Когда он вернулся, Ванда заметила, что и помимо разбитой брови, вид у него был довольно жалкий. Он похудел, как-то пожелтел и состарился. Но вместе с тем глаза у него не бегали, как обычно, и в них читалась решительность, чего не было раньше.
— Я же могла тебя убить.
— Не в твоих интересах убивать меня сейчас, — нагло ответил Бегемот.
— У тебя должна быть очень веская причина, чтобы влезть ко мне в дом таким образом, поэтому по-дружески советую мне обо всем рассказать. В противном случае я тебя арестую и отправлю спать в участок.
— Какие же мы негостеприимные, — притворно вздохнул Бегемот, изобразив на лице приторное подобие улыбки. — Сначала бьешь, потом стреляешь, потом арестовываешь. Неудивительно, что живешь ты одна.
— Давай по существу.
— Но гнездышко ты себе свила неплохое, — продолжал Бегемот, словно не слыша. — Хорошо устроилась, хоть и скромно. Только мужик тебе нужен, а то слишком ты нервная. Нехорошо так, нехорошо. Ты женщина очень даже ничего. Правда, не первой молодости, но еще вполне…
— Ты что, предлагаешь услуги?
— Ты не в моем вкусе. Но если очень меня попросишь, так и быть, может, и уважу.
— А может, тебя еще и угостить чем-то?
— Нет, спасибо, ты меня уже угостила, мне хватит.
Бегемот состроил мученическую гримасу, отчего из раны опять потекла кровь. Он выругался, снова оторвал кусок туалетной бумаги и приложил ко лбу.
— Хватит увертюр, Бегемот. Говори, зачем пришел, а то и впрямь арестую.
Гость уставился на свои туфли из крокодиловой кожи и, помолчав некоторое время, сказал: