— А за что он боролся?
— Разве вы не читали его книг?
Ванда отрицательно покачала головой.
— Ни одной? Господи! Да как же вы вообще собираетесь вести расследование?
— В сущности, целью расследования не является…
— Одну минуточку!
Войнова вскочила и бросилась на второй этаж. Спустя немного времени она вернулась со стопкой книг.
— Вот, пожалуйста, — сказала она, еще не успев перевести дыхание, выкладывая книги на столик перед Вандой. — Можете начать с этих, потом я вам дам и другие. Конечно, я попрошу вас их мне вернуть, потому что это редкие книги, в чем вы сами убедитесь. Тиражи некоторых уже распроданы, а переиздание сейчас не представляется возможным. О причине вы сами догадываетесь. Неудобные истины никому не нужны, особенно в наше время, когда самые элементарные человеческие ценности попраны настолько, что сами превратились в неудобные истины. Однако Асен никогда не отказывался от них, и я тоже не откажусь. Рано или поздно я издам все его произведения, и о них узнает вся Болгария. Вы можете держать книги столько, сколько вам нужно, но я и вправду надеюсь, что не очень долго. А с моей стороны обещаю вам, что когда собрание сочинений будет готово, я с радостью вам его подарю.
— Буду вам очень признательна, — сказала Ванда без особого энтузиазма и сунула в рот шоколадное печенье.
При одном взгляде на горку книг на столике ей стало не по себе. Она проглотила печенье и только из чувства неловкости отказалась взять еще одно.
— Расскажите, что точно случилось в тот вечер? Вы поспорили или поругались с супругом перед тем, как он ушел из дома?
— Мы и об этом поговорим, — сказала Войнова и снова снисходительно улыбнулась, словно Ванда была умственно отсталой и нуждалась в разъяснении даже самых элементарных вещей. — Всему свое время. Я надеюсь, вы не спешите? К тому же, это ваша работа…
«Что ты понимаешь в моей работе», — подумала Ванда, уже начиная терять терпение. Ее полицейская натура требовала вернуть контроль над ситуацией, но она решила подождать еще немного. Во-первых, из-за торопливости она может лишиться ценной информации, а во-вторых, Евдокия была не только супругой убитого Войнова, но и человеком, последним видевшим писателя живым.
— Как я уже сказала, — продолжила Войнова, — мы с Асеном познакомились пятнадцать лет назад. Вам может показаться расхожим штампом, но это была любовь с первого взгляда. В то время мы оба были несвободны — я замужем, он женат, причем уже во второй раз. Это я вам говорю, чтобы вы поняли, как долго мы искали друг друга. Но мы себя чувствовали так, словно были вместе с первых дней нашей жизни. С первых минут основания мира. Это была не просто любовь: единомыслие, дружба, полное слияние с партнером, когда не можешь понять, где кончаешься ты и начинается он. Я не знала, что такое бывает, даже когда ты сам уже не первой молодости. А потом поняла, что возраст здесь не имеет никакого значения. К тому же все решилось легко, как-то само собой — мы развелись со своими половинками, стали жить вместе, у меня уже был этот дом… Так обычно бывает, когда есть предначертанность Судьбы. Разумеется, трудности еще только предстояли. У Асена был тяжелый характер. Как любой человек творческой профессии, он часто испытывал сомнения, разочарования, мог гневаться или отчаиваться. Но ведь никто не сказал, что счастье достается легко, правда? Я вожделела этой боли, видимо, для нее я была рождена, и у меня никогда не возникало желания освободиться от нее, убежать. Подобно Софье Андреевне Толстой или Анне Григорьевне Достоевской. Быть женой писателя, его спутницей жизни, секретаршей, матерью, сестрой… Всем. Поверьте мне, это не мания величия. Когда человек осознает свой долг и добросовестно его выполняет, нет места высокомерию, а только полная отдача и бесконечное смирение. Я никогда не требовала награды для себя, мне не нужно было признания. Все награды и признания — только для него, потому что ему они принадлежали по праву. Только так я могла быть по-настоящему счастливой.
Евдокия Войнова замолчала и сделала глоток. Кофе уже остыл, но ей явно нужна была передышка. Ванда воспользовалась паузой и взяла еще одно печенье.
— Наверное, вы считаете меня маньячкой? — мягко спросила Войнова.