Не сердись, о брат мой Юпитер! Я тебя не забуду, ты станешь младшим и любимым братом, и мы будем надолго уединяться в золотых небесных рощах… Неужели ты менее достоин любви, чем сестра моя, неужели менее искусен в ней, чем жалкий пантомим Мнестер?
Только об одном прошу тебя — никогда не касайся Друзиллы, ибо гнев мой будет страшен, и ничто не спасет тебя. Призови кого угодно, ее не тронь! Я могу уговорить Инцитата, и он отдаст тебе Цезонию, кого хочешь бери, но Друзиллу не тронь, я не вынесу этого, как не могу вынести столь долгой разлуки с ней…
Я скоро приду к тебе, моя Пантея, приду и приведу за собой жриц твоих, они достойно ублажат тебя дарами.
Еще один пир в твою честь, богиня моя, и мы соединимся вновь, я чувствую это, я знаю… Я стану первым среди богов, брат Юпитера и Пантеи. Я уподоблюсь триединому Хору, но римский орел займет место сокола. Наверное, я, именно я, сын Осириса и Исиды, тайный плод их небесной любви, сокрытый до времени от безмозглых людишек…
Нет, нет… я не хочу идти сквозь эти легионы, не хочу идти к галльскому царю… оставь меня, отец, оставь… я снова побегу по высоким травам в своих мягких сапожках… никто не посмеет бунтовать, я усмирю их, только оставь меня, отец…
Явится божественный знак, я уйду на небо и сольюсь с тобой, подобно тому, как Хор сливается с отцом своим Осирисом, превращаясь из земного воплощения бога в небесное… И тогда мы убьем эту страшную колонну, за которой постоянно шевелятся тени моих врагов, ибо здесь все, все мои враги, все ждут одного — моей смерти…
Но я обману их, обману, обману… Я уйду на небо и сольюсь с тобой, отец, сольюсь, чтобы отомстить, отомстить…
И наступит рассвет, равнодушный к снам и бессоницам ушедшей ночи, несущей неизбежность нового дня, новых дней, десятилетий, веков. Наступит праздник посева — январские сементины, и во время открытия Палатинских Игр, в восьмой день до февральских календ, трибун преторианской когорты Кассий Херея страшным ударом меча в божественный затылок навсегда прервет мучительные видения императора Калигулы.
А через несколько часов центурион Юлий Луп зарубит достославную хозяйку Рима Цезонию и ловко размозжит об стенку маленькую злючку Юлию Друзиллу.
В толчее вокруг тела Отца Отечества меч телохранителя-германца поразит сенатора и хрониста Гнея Корнелия Тимида, и вместе с душой сенатора, которому в этот день очень хотелось уловить тень доброго настроения на челе принцепса, уйдет в подземное царство тайна ссылки поэта Публия Овидия Назона.
Избежавший во время правления ненавистного племянника тысячи смертельных опасностей престарелый Клавдий и на этот раз окажется на высоте. На высоте в буквальном смысле слова, ибо спрячется на крыше и, укутавшись в занавеску, будет снова терпеливо ждать гибели. Но преторианец Грат вытащит его из убежища и наречет новым императором.
И укрывшись в преторианском лагере за Коллинскими воротами, Клавдий потихоньку придет в себя за те два дня, которые протекут в непрерывных словопролитных сражениях сената и консулов, твердо решивших восстановить настоящую республику без нормальных или сумасшедших цезарей. И небольшая цена — по пятнадцать тысяч сестерциев на нос, предложенная им, вполне убедит преторианцев в его неотъемлемых правах и решит судьбу Рима куда проще и вернее, чем сенаторская словесная эквилибристика. И агония империи, которая на самом деле республика, то есть нет — республики, которая на самом деле империя, продлится еще на четыре с лишним века.
Клавдий возьмет власть в свои трясущиеся вечно потные руки, и тот же меч, который поразил Калигулу, обрушится на голову Хереи и ближайших его друзей, причем меньше всех повезет Лупу — он начисто лишится мужества перед казнью, будет так ловко и упорно дрожать и извиваться, что первый удар приведет лишь к неопасной ране, и придется всерьез добивать его вторым ударом меча.
Успешно испарив жиденькую республиканскую ересь, Клавдий примется неторопливо править империей, покряхтывая под пятой своей третьей супруги Мессалины. И это продлится до тех пор, пока ему будет под силу нести всемирно известные могучие рога, подаренные ею. Отделавшись от Мессалины, он женится на сестричке Калигулы Агриппине Младшей и тем самым вступит на свою финишную прямую — от усыновления отпрыска Агриппины маленького Луция Агенобарба до блюда отравленных белых грибов, которое подсунет ему супруга незадолго до семнадцатилетия своего любимого сына. Ибо Луцию придет пора стать императором Нероном.
Так и не попадет на последний калигулов пир молодой Марк Корнелий. Он обнаружит свое имя в тетрадке Калигулы под кратким и выразительным названием «Меч», а имя отца — в другой тетрадке под названием «Кинжал». И не вина бедного безумца, что некоторые его планы так и остались планами. Скорбь об отце не помешает Марку выполнить важное поручение сената доставить к морю и утопить императорский ларь с ядами. И долго будет всплывать на месте захоронения ларя дохлая рыба…
Марк и Туллия проживут немало счастливых лет. Молодой сенатор окажется достаточно разумным, чтобы подальше припрятать рукописи своего отца, где встречались весьма нелестные отзывы об умственных возможностях нового принцепса. И как-то само собой получилось, что хроника целиком исчезла…
Марк и Туллия проживут немало счастливых лет и погибнут одновременно Туллия сдержит свое слово — из-за того, что Нерон сочтет их сторонниками умерщвленной по его приказу матери.
Все это впереди, а пока над Римом занимается рассвет. Грядут сементины. Ожидаются обильные жертвоприношения в честь вознесенной на небо красивой сестренки императора Друзиллы, богини Пантеи, и ее вознесение должен будет еще раз засвидетельствовать на вечернем пиру почтеннейший сенатор и хронист Гней Корнелий Тимид. После этого молодой император исполнит ритуал священного совокупления с самой очаровательной из жриц Пантеи. И воздав должное своей первой любви, обратит свой взор на земных женщин. И будут сжиматься кулаки, и гнев будет испепелять сердца доблестных римских патрициев, пока липкие пальцы Отца Отечества станут неторопливо погружаться в роскошные одежды их жен…
Впрочем, все это выдумки, ничего такого не произойдет, честь первых красавиц Рима останется незапятнанной, ибо Юпитер не подарит следующий вечер любимому брату своему.
А пока над Римом занимается рассвет. Тяжелый сон сморил Кассия Херею. Ему могло бы присниться, что он — спаситель родины, и его чествуют ликующие толпы свободно вздохнувших римлян. Но Кассий спит без снов, ему не до пышных триумфов, все его воображение израсходовано на детали великого плана спасения свободы. Кассий спит без снов, он ни разу не подумал, что будет потом — наступит ли эта самая свобода, и хватит ли ему жизни, чтобы ею полюбоваться. Он чувствует — и нет слов, чтобы осознать это чувство, — что то самое «потом» для него, в сущности, не наступит. Ибо Кассию хорошо известна судьба Брута и судьба своего тезки, еще многие и многие судьбы. Его не устраивают лавры второго Брута, но что поделаешь — оскорбительное безумие императора устраивает его еще меньше.
Спят праведным сном вдохновители заговора Валерий Азиатик и Марк Виниций, считающие себя отцами новой республики. И каждый из них видит сладкий сон, где преторианская когорта в полном составе явилась в сенат и именно его требует объявить принцепсом, требует, требует, требует…
Минск, 1979
Эту книгу — наиболее полное собрание повестей и рассказов Александра Потупа — можно воспринимать как особый мир-кристалл с фантастической, детективной, историко-философской, поэтической и футурологической огранкой. В этом мире свои законы сочетания простых человеческих чувств и самых сложных идей — как правило, при весьма необычных обстоятельствах.