— Я ещё гимназист. Знаю — последнее дело тут быть.
— Полно! — засмеялся Артём. — Я вот и не понял, выглядите на чистый второй курс. Сейчас можно носить такие стрижки?
— Нельзя, — признался Ричард. Артём с любопытством разглядывал гимназиста: как это он промахнулся? Впрочем, Ричард был высокого роста, стрижка у него была студенческая, лицо — серьёзным, вполне тянет на старательного младшекурсника. К тому же если он и смущался, то не подавал виду, курил привычным жестом и не напивался всем доступным спиртным, как свойственно дорвавшимся до свободы школярам.
Ричард поймал его взгляд:
— Я вас разочаровал? Вы, наверное, старший курс?
— Выпускной, — кивнул Артём, — но нет, не разочаровали. Рифмованные причитания — пожалуй да. Я здесь за компанию, — он оглянулся и попытался найти взглядом Романа, но в толкотне сходу не увидел и оставил попытки. — А вы?
— Тоже, — пожал плечами Ричард. — Одноклассники затащили — вон они, жмутся к барышням.
— Что ж вы не жметесь? Считаете себя выше них? — не удержался Артём. Но Ричард, казалось, задумался, затем ответил:
— Возможно, что и так. Не хочется вот так... в нетрезвом виде... Не знаю, — смешался он и неожиданно взглянул Артёму в глаза, — возможно, я старомоден, или смешон, или просто не умею общаться. Наверное. Простите.
— Да, — сказал Артём, кивая. — В смысле — я тоже.
— Но иначе, наверное, всё упустишь? — сейчас сомнения на лице Ричарда выдали возраст; впрочем, Артём всё ещё мог подписаться под всем им сказанным. Он покачал головой:
— Думаю, не стоит. Вы знаете, — неуверенность собеседника внезапно вдохновила Артёма, — мне кажется, что есть в мире два типа людей: одни вот такие, которым это подходит и не вызывает неловкости или ощущения собственной глупости, или брезгливости. А вторые — вторые такие, знаете, недобитые романтики, которым хочется, чтобы был какой-то сердечный жар, чувства, трепет, ну или хоть — понимаете — вы смотрите, как она идет мимо — и на вас вообще не смотрит! Пусть! И вы тоже, а потом вы расходитесь, и вы идете прямо и так и тянет оглянуться, взглянуть ещё раз, и при этом хочется, чтобы она оглянулась и вы бы встретились взглядами, но и не хочется, ведь это будет неловкость и глупость, и вот вы, как дурак, идете, не то оглядываетесь, не то не оглядываетесь, как кот Шредингера, чувствуете себя идиотом и при этом идиотом счастливым, вот так, вот так, мне кажется, должно быть, — закончил он, допил остатки коктейля и добавил, — если я сейчас несу полную чушь, так это по пьяни, так и знайте. В трезвом виде я далеко не настолько романтичен.
Ричард засмеялся.
— Кажется, я понимаю, зачем люди вообще пьют. Но вообще — Артём, согласен. Я думал о том же, только не в таких формулировках.
— Кретинских.
— Цветистых. Это же поэзия! Куда лучше этой белиберды про розы.
Артём пристроил пустой стакан на край стола, огляделся, снова не увидел Романа и предложил:
— Слушайте, а может, мы с вами уже достаточно окультурились? Как вы смотрите, если мы прогуляемся на свежем воздухе?
— Конечно, — Ричард как показалось Артёму с облегчением поставил недопитый стакан; они оделись и пошли по московским переулкам, на которых ещё светились рождественские украшения. Морозный воздух свежил голову и легкие; они вынырнули на Тверскую и прошли её из конца в конец, затем, сделав зигзаг, пошли к Китай-городу и всё это время говорили, говорили, говорили. К дому Ричарда пришли если не друзьями, то хорошими приятелями.
— О! Так вы напротив Янтарских? — удивился совпадению Артём и ещё раз оглянулся по сторонам — но Романа видно не было.
— О да, — вздохнул Ричард. Артём взглянул на него, на дом и тут сообразил:
— Слушайте, вам же никого из них не сватают? Простите, — спохватился он, — конечно, не моё дело...
— Артём, — строго сказал Ричард, — если вы имеете виды, я учту ваши пожелания.
Они опять засмеялись.
— Ну что ж, учитывайте, — вздохнул Артём. — В общем, мне нравится одна из...
— Которая? — перебил его Ричард.
— Соня.