Артём спросил про Рому. Пришлось показать фотографию, тогда она его узнала:
— Клеился к какой-то девице в красном, пил. Не знаю, употреблял ли. Они заперлись в ванной комнате вдвоём.
Всё ещё бесполезно. Артём ещё раз заглянул к Янтарским, попросил Соню написать, когда объявится брат, и, выйдя, уставился на дом напротив.
С одной стороны, свидетельство Ричарда о том, что они ушли вместе и что хотя бы при нём Артём ничего не употреблял и не вытворял — уже больше, чем ничего, пусть тот и гимназист.
С другой — страшно подумать, как тому влетит. Своих-то родителей он не посвящал в студенческие развлечения, а ведь ему давно не шестнадцать. Да и дерут с гимназистов сильнее, чем со студентов. Не поставит ли он Ричарда под исключение или полицейский надзор? Не пришьют ли и ему дело с той же лёгкостью, с какой самому Артёму?
Была прекрасная солнечная погода, и этим она лишь сильнее смущала Артёма. Погода была такая, в которую надо идти и радоваться жизни, любви, будущему, да хоть новой книге, а вместо этого он думает о том, что надо бы заложить неплохого парня родителям и полиции.
Как отреагировали бы его родители на посещение гимназистом квартиры с алкоголем, доступными плотскими утехами, да ещё и, как выяснилось, веществами?
Что в шестнадцать, они и сейчас… Артём представил напряжённое, усталое лицо отца, взволнованное — матери, обсуждения, упрёки, недоумение, разочарование. И почти развернулся, чтобы уйти.
Но если меня отчислят, всё будет ровно так, только ещё хуже. Армия. Два года выброшены на ветер в каких-то богом забытых селеньях. Фабрика на отце. Мать, переживающая, что его убьют. А может, и убьют, кто знает...
Артём снова развернулся, пошёл в другую сторону.
Может быть, Ричард просто будет всё отрицать. Тогда ему все равно не поможет этот визит.
Или он не будет отрицать — Артём опять остановился. Может, Ричард-то и захочет помочь, но он как-никак несовершеннолетний. Родители запретят, вот и все дела.
— Сударь, вы уже полчаса нарезаете круги у нашего дома, — Артём повернулся и встретился взглядом с Ричардом. Теперь было видно, что перед ним гимназист, и по форме, и по портфелю, только выражение лица оставалось серьёзным. Смотрел он на Артёма доброжелательно, и Артёму стало не по себе от мысли, что вот этому мальчишке он собирался, возможно, испортить жизнь.
— И вам, сударь, не хворать, — в тон ответил он, стараясь звучать шутливо. — Задумался вот.
— О прекрасной даме? — хмыкнул Ричард.
— Если бы, — вздохнул Артём. — А вы не знаете, когда вернётся Роман?
Ричард покачал головой:
— Мы не так часто общаемся, я даже не знаю, что он уезжал. А что случилось?
Артём замялся.
— Ричард, если ваши родители узнают... что вы были там, где были, со мной... Вам конец?
Ричард какое-то время молчал, сосредоточенно глядя перед собой.
— Ну, — наконец сказал он, — мне бы этого не хотелось. Но, может, вы расскажете, что случилось?
— Да я и сам не понимаю толком, — вздохнул Артём и в общих чертах описал происходящее. Всё это время Ричард, нахмурившись, молчал.
— Знаю, — закончил Артём, — у вас нет оснований мне верить, мы едва знакомы, но я в полной растерянности.
— Вы думаете, что Роман вас подставил?
— Я не нахожу объяснения его действиям. А вы?
— И я, — согласился Ричард. — Правда, я не помню его на том вечере. Но там было полно народу.
Они снова подошли к дому Рокстоков. Ричард взглянул на Артёма:
— Вас же не заберут в армию завтра?
— Надеюсь, что нет!
— Тогда до завтра; я попробую выяснить степень моей выживаемости при такой глубине морального падения.
— Если вас убьют, то лучше не стоит.
— Давайте верить в лучшее! Дайте мне адрес или телефон на всякий случай.
И гимназист исчез, а Артём вернулся к пустой квартире, убеждая себя, что Ричарду нет никакого резону напрашиваться на неприятности ради малознакомого собутыльника — и всё же надеясь, что он в парне не обманулся. Хватило внезапного исчезновения Романа и опасений, что весть доберётся родителям.