— На пятую, — весело сказал Чуркин. — Да вы не беспокойтесь, тут рядом.
Они втроем — он, Жаик и Феликс — уместились позади.
— И что мы там, собственно, должны делать? На этой вашей буровой?..
— Да нет, — сказал Чуркин, — вы не думайте… Тронули, Слава, — нагнулся он к шоферу и, высунувшись из машины, помахал Кенжеку, чтоб следовал за ними, и старухе с девочкой, стоявшим на обочине дороги, одинаковым жестом выпятив локоть козырьком — прикрывая глаза от солнца.
— Мурату привет передам! — прокричал он, перекрикивая мотор набирающей скорость машины. — Мурату!
Старуха обрадованно закивала, хотя по лицу ее трудно было определить, поняла ли она его. Жаик тоже высунулся и что-то крикнул по-казахски.
«Газик» с места взял так резко, что у Феликса ломотой отдалось в затылке.
Аул остался позади.
— Да нет, — возвращаясь к прерванному разговору, сказал Чуркин, — вам делать на буровой, конечно, нечего, мы туда только на минутку подскочим, керн посмотреть… — Он улыбнулся и потер руки, со вкусом, похрустывая костяшками, ладонь о ладонь.
— Керн! — повторил он, жмуря свои редкостной синевы глаза. — Там еще вчера должны были его поднять.
— Гм… — произнес Гронский.
— И потом — Самсонов, — сказал Чуркин. — Самсонова с собой заберем. — У него так это вышло, как если бы он и на секунду не сомневался, что всем известно, кто такой Самсонов.
— Что вы говорите? — подхватил Гронский. — Самсонова? Это все меняет! — В зеркальце над ветровым стеклом Феликс ухватил на мгновение его лицо — невозмутимое, язвительно-бесстрастное. — Кстати, позвольте узнать, кто этот Самсонов, за которым мы едем?
— Самсонов?.. — слегка потерялся Чуркин. — Диссертант. Из Ленинграда. — И, поскучнев, добавил: — Кто в поле вкалывает, кто диссертации пишет…
Машину тряхнуло, по днищу кузова осколочной россыпью ударили камни.
— Но Самсонов — это другое дело. — Чуркин снова повеселел. — Самсонов — это голова. А голдене копф, — сказал Чуркин. — Вы знаете, что такое — «а голдене копф?»[6]— спросил он, обращаясь ко всем, и в первую очередь к Гронскому.
— Я это знаю, — сказал Гронский. — Когда-то я жил в Одессе. А вы откуда это знаете?
— А почему бы мне это не знать? — сказал Чуркин. — Если моя мама в девушках была Рабинович?..
— А папа — Чуркин?
— А папа — Чуркин!
— Что делается… — вздохнул Гронский.
— А что делается?..
— Нет, ничего… — сказал Гронский. — Но вы еще что-нибудь знаете, кроме «а голдене копф»?..
— Очень мало, — сказал Чуркин. — Цудрейтер.[7] Или ари-холэ[8]…
— Так что же Самсонов? — напомнил Феликс. Ему все больше нравился рыжий геолог.
— Наверное, хороший человек, — сказал Жаик, посмеиваясь. — Плохие к нам не едут.
— Едут, — сказал Чуркин. — Еще как едут… Но Самсонов… Как бы вам объяснить, чтоб не слишком издалека…
— Ничего, — сказал Жаик, — времени у нас хватит, и кивнул на степь за окном. Казалось, уже не воздух, а сама земля — расплавленная, текучая, — дрожит и струится. Она обжигала глаза, лучше было туда не смотреть.
— Так вот, — сказал Чуркин, — знаете ли вы, сколько стоит пробурить скважину на глубину в два километра?.. Если брать в среднем, такая скважина обходится в двести тысяч рэ. А скважина в три километра?.. Полтора миллиона.
— Сколько?.. — ахнул Жаик. — Полтора?..
— Полтора миллиона, — повторил Чуркин, воспламеняясь. — Одна такая вот дырка! Но это что! Когда американцы начинали бурить на Аляске, первая скважина им стоила четыре с половиной миллиона долларов — неплохо, а?..
Жаик покачал головой, почмокал, вытянул дудочкой губы.
— А теперь представьте себе, что нефть выдает всего лишь одна-единственная из трех скважин. Из трех, из пяти, а то из десяти. Остальные бурятся за так, впустую! И тут ничего не попишешь, все зависит от места, условий, геологических данных, от простого случая, наконец. Казалось бы, сотней метров ближе, сотней дальше — какая разница, и как тут что-то учтешь, так нет — здесь, на этом вот месте… — Чуркин указал на одну из своих широко расставленных ног, — здесь она, зараза, так рванет — чуть вышку не своротит, а тут… — он ткнул в носок другой ноги, — тут только зазря профукаешь и время, и силы, и миллионы…
— И тут появляется Самсонов, — заключил Феликс, сдерживая улыбку. Он и сам не знал, отчего ему было так приятно слушать Чуркина, даже просто наблюдать за ним.
— А вы не смейтесь, — сказал Чуркин. — Да, и тут появляется Самсонов…