Я почувствовал их присутствие, прежде чем успел заметить. В первую минуту я не обратил внимания на двух насаренос в черном, приближавшихся ко мне справа. И лишь когда они оказались всего в нескольких шагах, почуял опасность. Не желая сдаваться без боя, я выхватил револьвер и вскочил. Оба остановились, и в этих неподвижных черных фигурах, чьи лица плотно закрывала маска с прорезями для глаз, чудилось нечто удивительно впечатляющее. Слегка повернув голову, я увидел еще двух кающихся в черном. Свободным оставался только один путь - к небольшой площади Санта-Крус. Туда я и бросился.
Преследователи спокойно шли следом. Я миновал улицу Лопе де Руэда. Кающиеся шли всего в нескольких шагах позади. Чего ради они так медлят? Внезапно впереди появились еще два черных силуэта, двигавшихся навстречу. Во избежание стычки мне пришлось повернуть налево, на улицу Реинозо. Я надеялся добраться до площади Лос Венераблес, где всегда множество народу, но еще двое в черном, преградив дорогу, снова заставили меня изменить маршрут. Теперь все стало ясно. Эта свора решила прикончить меня в каком-то заранее намеченном месте или, что еще вероятнее, вела к Лажолету. У меня не оставалось выбора - либо немедленно вступить в борьбу, либо, словно загнанный зверь, подчиниться навязанной бандитами игре. Все эти мелкие сошки меня не интересовали, и, уж коли мне суждено погибнуть этой ночью, я хотел по крайней мере попытаться убить Лажолета. Так по улицам и переулкам в конце концов мы добрались до венель Лос Энаморадос*, узкого прохода, где, распахнув руки крестом, можно почти коснуться домов на противоположных сторонах. Не успел я пробежать и трети, как сзади показались преследователи. Неожиданно в противоположном конце прохода появилась новая группа кающихся в черном. Я очертя голову сам бросился в западню. На мгновение остановившись, я начал осторожно и очень медленно двигаться навстречу насаренос. Вдруг справа я заметил чуть приоткрытую дверь. Одним прыжком я влетел в подъезд и закрыл за собой створки. К несчастью, засова не оказалось. И я начал потихоньку отступать с револьвером в руке, готовясь выстрелить в первого, кто переступит порог, но тут же буквально оледенел от ужаса. Откуда-то из-за спины послышался спокойный и насмешливый голос.
______________
* Улочки Влюбленных (исп.). - Примеч. перев.
- Бросьте оружие, Моралес, и поднимите здоровую руку! - приказал он.
Значит, дверь осталась приоткрытой не случайно, и теперь мне предстоит безоружным схватиться с Лажолетом...
- Выполняйте приказ, Моралес... И не оборачивайтесь! Я очень быстро стреляю...
- Это мне известно...
Что тут поделаешь? Я бросил револьвер.
- Оттолкните его ногой, Моралес... Я вам не доверяю.
Я снова послушался. А что еще мне оставалось?
- Отлично. Теперь можете обернуться.
Я повернулся на сто восемьдесят градусов. Лажолет включил свет, и я, как и ожидал, увидел перед собой Чарли Арбетнота. Тот, улыбаясь, целился в меня из "кольта".
- Вам конец, Моралес... Впрочем, давно пора. Клиф Андерсон чертовски здорово муштрует своих агентов. Я пошлю ему поздравительную открытку. Ваше вмешательство обошлось мне очень дорого, дон Хосе, и конфискация груза по вашей наводке нанесла тяжелый удар по моему финансовому положению. Таких вещей я никогда не прощаю.
- По-моему, я и не просил у вас прощения, Лажолет?
Он рассмеялся.
- Браво! Мне дьявольски неприятно убивать вас, Моралес, вы симпатичный малый...
- Спасибо.
- Когда вы догадались?
- Вчера вечером.
- Из-за пуль?
- Разумеется... У "смит-и-вессона" несколько иные пули, чем у "кольта", а "кольт" был только у вас. Это вы стреляли в меня, и Хуан вас видел. А сообразив, что дело не выгорело, вы разделались с Эрнандесом...
- Только мертвый не выдаст... А вообще-то, несмотря на все убытки, приключение мне, пожалуй, доставило некоторое удовольствие, поскольку один из лучших агентов ФБР не смог меня узнать... весьма утешительно на будущее... Эстетическая хирургия - настоящее чудо: стоит чуть-чуть подправить нос, немного изменить форму глаз, слегка оттопырить уши - и дело в шляпе. Я уж не говорю об этих чисто британских усах... Положа руку на сердце, Моралес, мне и вправду жаль, что вас необходимо отправить на тот свет... Но вы же сами понимаете, что у меня просто нет иного выхода... Я прекрасно стреляю, и если вы не станете дергаться, даже ничего не почувствуете. Я вовсе не хочу причинять вам лишние страдания.
- Может, мне еще и поблагодарить вас?
- Не стоит... Вы ведь верующий, не так ли? Тогда быстро помолитесь, но выберите молитву покороче...
Где-то вдалеке пробило час ночи. Наступила Святая пятница. Прекрасно умереть в такой день. Я закрыл глаза и, уже отрешившись от мира, всей душой думал о Марии, моля Господа позаботиться о ней, раз для меня Он уже не в силах ничего сделать. Но вот тут я ошибся.
- Готовы?
Я не успел ответить. Другой голос, преисполнивший меня величайшей радости, сухо приказал:
- Брось пушку, Боб!
СВЯТАЯ ПЯТНИЦА
Все кончено... До рассвета Святой пятницы еще далеко. Наступал последний день моего пребывания в Севилье. Сегодня вечером я сяду в самолет и через Лиссабон доберусь до Вашингтона. Клиф очень обрадуется. Мы-таки покончили с Лажолстом. Для Андерсона самое главное - результат, а каким способом добыта победа, ему глубоко плевать. Клиф назовет мой успех подвигом, а то, что от этого подвига я просто подыхаю, ему до лампочки. Таких Моралесов у него в ФБР десятки и сотни.
Я попрощался с комиссаром Фернандесом. Мы вместе навели порядок, дабы избежать ненужной рекламы и оставить события этой ночи в полной тайне. Договорились, что в рапорте начальству комиссар напишет, будто Лажолета прикончил какой-то неизвестный. Прощаясь, мы оба знали, что никогда больше не увидимся. Дружески хлопнув меня по плечу и крепко обняв, Фернандес шепнул на ухо:
- Спасибо за все, что вы сделали, Моралес... и спасибо за мою дочь... Теперь, когда она отмщена, мне станет легче тянуть лямку дальше...
Значит, хотя бы один человек испытывает ко мне благодарность.
Возвращаясь на площадь Сан-Фернандо, я пошатывался от усталости. На углу Л'Амор де Диос и Лассо де Ла Вега я остановился, пропуская братство "Дель Силенсио"*. Их гобои и фаготы навевали отчаяние. Я поплакал, и слезы принесли облегчение. Впервые с тех пор, как приехал в Испанию, я чувствовал себя в толпе чужаком. Перейти Сьерпес я не мог: всю улицу занимали братства Трианы, направлявшиеся к собору, прихожане "Эсперансы" и покровитель цыган "Христос-Спаситель". Я хотел добраться до гостиницы через Куну, но там столкнулся с самой длинной из всех процессий - "Хесус дель Гран Подер"**. Пришлось пойти на север, обогнуть церковь Спасителя и через Пахаритос проскользнуть между двумя процессиями.