Думы Василия перебили Антонида и Луша — пришли веселые, разговорчивые. Не прогонишь, хоть и охота побыть одному. Еды притащили, в избе прибрались. Лушка похвалилась, что скоро отец вернется, у нее отец главный советчик в деревне... Для Василия не велика радость, что Егор Васин приходит домой. Спросил у Антониды про ее отца — она засмеялась, не захотела разговаривать.
— Побежим на озеро! — озорно крикнула она Луше. — Там народу полно!
Только девки с шумом выкатились за ворота, к Василию подошел коренастый мужик с черной бородкой, присел на завалинку, спросил:
— Ну, как здоровье?
— Слава богу, — осторожно ответил Василий, разглядывая мужика.
— Бог-то бог да сам не будь плох, — усмехнулся бородатый.
— Все под ним ходим... Под божьей десницей.
Бородатый сердито махнул рукой.
— Ладно это... Не на клиросе стоишь. После сыпняка жрать сильно хочется, приходи к нам обедать.
Василий удивленно поднял глаза, хотел спросить мужика, кто он такой. Бородатый, видать, догадался, сказал с густым хохотком:
— Я здешний священник Амвросий. Родитель Антониды.
— Беда, — всплеснул руками Василий. — А я и не знал. Не сподобился лицезреть...
— Ты почему так странно разговариваешь? Потешаешься над моим саном, что ли?
— Что вы, — испугался Василий, — как можно, батюшка! С детства приучен к почитанию. Тятенькой, маменькой... Тверд в вере христианской.
Амвросий посидел молча, спросил:
— Как жить думаешь? Хлеба не посеял и жать не придется... Какие у тебя соображения?
Василий вздохнул:
— Все раньше было — семья, хозяйство, достаток. Теперь ничего нету... Жена померла, дочка в приюте. Один култыхаюсь на божьем свете. Не знаю, как быть. И сир, и наг...
— Надо зацепку иметь для жизни.
Амвросий поднялся.
— Приходи, одним словом. Антонида тебя доведет.
Разговор со священником вызвал у Василия новые размышления, уже не столь отчаянные, как недавно. «Ничего, — сказал он себе. — Проживу, все наладится. Ознакомлюсь с хорошими людьми, не дадут пропасть».
Антонида повела Василия домой, как наказывал отец. По дороге Василий осторожно спросил:
— Антонидушка, у меня, поди, горячка была?
— Ну да... Высокая температура.
— Беда, девка. — Василий покачал головой. — Метался?
— Я теплым укрывала. Лукерья тоже, Фрося.
— Потемнение находило. Однако, всякую чушь городил.
— Какого-то Спиридона вспоминали.
— Спирю, царство ему небесное... А еще чего говорил?
— Не знаю. Не разборчиво так, да и я не вслушивалась.
— Да... Чуток будто помню, золото какое-то блазнилось.
— Ну про золото не слышала. — Они подошли к поповскому дому. Антонида отворила калитку. — Вот и пришли.
Скоро вскипел самовар, Лукерья нарезала хлеба, поставила на стол масло, вареное мясо. Разлила чай по белым фаянсовым стаканам.
Цырен поглядел на Лушины приготовления, погладил рукой свою стриженую голову, спросил:
— Вы своим бородатым богам какие жертвы приносите?
— Как это? — не поняла Луша.
— У нас, когда дорогие гости приедут, когда радость бывает, богам угощение делают. Аракушкой маленько балуют, в очаг жирный кусочек бросают.
Луша растерялась.
— Нету у меня... Самогонку дядя Лука гонит, задаром не даст... В печку можно кусочек чего-нибудь, если хотите...
— Я о богах-то не сильно думаю, — рассмеялся Цырен. — С дороги самому хорошо бы...
Он что-то сказал по-бурятски дочке, та выбежала во двор, вернулась с большим берестяным туеском.
— Свата нет, жалко, — проговорил Цырен, разливая по чашкам молочную водку. — Познакомиться, бурятской араки выпить, о важных делах поговорить.
Он обмакнул в вино палец, брызнул на все стороны, сказал «мэндэ» — пожелал всем здоровья. Только хотел выпить, на улице послышался топот, ржание, кто-то круто осадил коня у ворот, нетерпеливо загремел кольцом у калитки.
— Открывай, дочка, привечай отца!
— Тятенька! — вне себя от радости закричала Луша, со всех ног бросилась из избы. Все вышли на крыльцо.
Егор Васин въехал во двор верхом. Лихо соскочил с коня, Луша кинулась отцу на шею. Расцеловав дочку, он передал ей коня, велел расседлать, увидел гостей, гулко крикнул:
— Сайн байна, сватушки!